Василий Шатилов - А до Берлина было так далеко...
Во время допроса член Военного совета тихо беседовал с начальником политотдела дивизии полковником Хромовым. Краем уха я услышал:
— В любых условиях боевой обстановки сохраняйте и укрепляйте партийные организации в ротах и батареях и на них опирайтесь. Их коммунисты ближе всех стоят к красноармейцам.
Командование армии побывало в расположении частей дивизии, тепло побеседовало со многими офицерами и красноармейцами. Когда был закончен официальный прием дивизии в состав 1-й ударной армии, а это произошло уже поздним вечером, я пригласил командующего, члена Военного совета и сопровождающих их офицеров на ужин.
Войдя в мой блиндаж, Геннадий Петрович Коротков внимательно осмотрелся. Его удивила почти домашняя обстановка в нем. Было уютно и тепло, на столе белела скатерть, аккуратно расставлены тарелки, разложены вилки, ножи. На одной из тарелок маленькими ломтиками хлеб. На другой — селедка, картошечка с луком. На третьей — консервы. Хорошо постарался ординарец Константин Горошков.
За ужином генерал Коротков рассказал о боях в начале войны. Он тогда командовал 238-й стрелковой дивизией, а затем 5-м гвардейским стрелковым корпусом, отличился в оборонительных боях за Тулу.
— А мы с Шатиловым, — сказал генерал Колесников, — дрались на Юго-Западном в составе 26-й армии. Помните, комдив, бои на киевском направлении? Вот только командарм наш, Федор Яковлевич Костенко, не дожил до этих дней. Он погиб под Харьковом в мае прошлого года…
После ужина командарм и член Военного совета уехали на свой КП.
Вскоре после посещения дивизии командованием армии поздней ночью я отправился вместе с начальником разведки и переводчиком в расположение боевого охранения батальона Бурмистрова проверить несение службы. Пришли, а там нас встретил комбат. Вместе с ним и командир 2-й стрелковой роты старший лейтенант Гуськов. Он доложил обстановку, а я спросил:
— Узнали, что мы прядем, или совпадение?
— У меня, товарищ полковник, по плану проверка боевого охранения.
— Ну хорошо, тогда вместе проверим.
Я очень не любил отрывать командиров от дела, но прекрасно знал, что Сергей Иванович Бурмистров не любит сидеть в штабе, чаще всего находится в подразделениях, на передовой.
Итак, собрались мы в блиндаже командира боевого охранения. Тесновато. Сидим и расспрашиваем офицера о поведении противника, интересуемся, в чем нуждаются бойцы, доходит ли сюда горячая пища? Побеседовали и уже собрались уходить, как появился наблюдатель и доложил:
— Замечена группа немецких солдат, идут прямо в наше расположение.
Мы насторожились. Майор Зорько, опытнейший разведчик, скомандовал:
— Не стрелять! Боевому охранению подтянуться к блиндажу. Старшему лейтенанту Бейлину выйти в траншею и завязать разговор с противником.
Я сижу, не вмешиваюсь, только наблюдаю через амбразуру. В снежной пелене появились силуэты немецких солдат. Действительно, бредут на наш блиндаж. Вот уже подошли совсем близко. Их пять человек. Слышим немецкую речь. Бейлин тихо нам: переводит.
— Куда мы идем? Не к русским ли? — беспокоится долговязый детина.
— Как будто провалился командный пункт батальона.
Гитлеровцы остановились перед нашей землянкой.
— Здесь кто-нибудь есть? — выкрикнул долговязый детина.
— Есть! Кого вы ищете? — на чистейшем немецком языке спросил Бейлин.
— Идем на командный пункт батальона 46-го полка. Сбились с пути, услышали мы ответ.
— Идите сюда, проведем! Это рядом.
Немцы по одному спрыгивали в траншею. Их тут же обезоруживали наши бойцы. Заблудившиеся гитлеровцы настолько растерялись, что без сопротивления побросали оружие. Долговязый детина, заикаясь от страха, спросил:
— Не расстреляете нас?
— Мы пленных не расстреливаем, — ответил старший лейтенант Бейлин.
Тут же, в блиндаже, старший лейтенант Бейлин приступил к допросу.
— Всем вам придется говорить правду, — предупредил Бейлин.
— Мы дали присягу не разглашать военную тайну, — ответил ефрейтор, видимо старший группы.
— Теперь вы в плену, и присягу можно забыть.
Солдаты при ответах носились на ефрейтора. Лучше было, конечно, допрашивать каждого в отдельности, но раз все оказались в одном блиндаже — не до этого.
В ходе допроса мы узнали многое о планах противника, о том, где находится штаб 46-го пехотного полка, его резерв, огневые позиции артиллерии.
Последним допросили ефрейтора. Вначале он все ловчил и хитрил, но потом вынужден был подтвердить показания своих подчиненных и отметил на карте расположение штабов, резерва, огневых позиций артиллерии.
Все собранные сведения и самих пленных сразу же направили в штаб армии.
Командующий артиллерией дивизии вместе со своим штабом подготовил артналеты по выявленным после допроса пленных целям. Вскоре послышались залпы наших орудий. Они следовали один за другим, словно подводили итог долгих дней активной обороны дивизии под Старой Руссой.
Здесь мне хочется сделать небольшое отступление, которое вызвано одним не совсем обычным событием. Действительно, как не вспомнить русскую поговорку: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком свидится».
Прошло три года с той вьюжной ноябрьской ночи, когда к нам забрели и попали в плен пять немцев. Кончилась война. Стрелковая дивизия, которой я тогда командовал, дислоцировалась в Германии. Штаб дивизии располагался в районе небольшой деревни. Занимались мы боевой подготовкой. Как-то проводили командно-штабные учения. В перерыве пошли пообедать. Службы тыла оборудовали под офицерскую столовую ресторанный бар. Помещение это нам предоставили местные власти. Я только-только переступил порог столовой, как навстречу в праздничном костюме выбежал долговязый немец-хозяин.
— Разрешите вам предложить холодного немецкого пива!
Хоть я и не знал в совершенстве немецкого языка, но эти слова его понял.
— Спасибо! — поблагодарил я и пошел в столовую. Через полчаса хозяин снова появился, но уже с самоваром. Поставил на стол и услужливо предложил:
— Чашечку чайку, пожалуйста!
Меня удивило его навязчивое внимание: с чего это он так?
В это время вошел начальник штаба дивизии полковник Тур. Хозяин тут же удалился. Только Тур ушел, как немец опять рядом. В это время я стоял на крыльце и смотрел, как трое ребятишек весело играли в песке. Спросил:
— Чьи это дети?
— Мои, — охотно ответил хозяин, — и этот мой. — Он держал на руках запеленатого малыша. — А всего у меня одиннадцать.
— Вы воевали? На каком фронте?
