Лиля Энден - Изменники Родины
— А кто это такие? Я что-то не понял…
— Тайная полиция!
— Подожди, подожди, МИхайловна! Ты помнишь, русские все писали перед войной, что у немцев есть Гестапо какое-то… Так у нас в Липне оно есть или нет?
— Голубчик, Ермолаич! Сами мы голову ломаем и толку не добьемся: учреждения с вывеской Гестапо — нет; была Фельджандармерия, теперь завелась Гехайм-Полицай, может быть, это и есть Гестапо… Ведь звали же их русские фашистами, а скажи какому-нибудь немцу, что он фашист — он обидится: он — национал-социалист! Возможно, и здесь то же самое…
— Ну, пес с ними!.. А наши-то — Шеффер, и Шлиппе, и Эрвин — кто они такие теперь?
— Крайсландвирт, как и раньше.
— Это значит, сельское хозяйство?
— Да!
— Ну, а «Папа» кто такой?
Лена рассмеялась:
— Паппе — начальник над промышленностью!
— То-то он на мельницу зачастил… Он-то мужик толковый, и по-русски хорошо говорит, только мы все никак разобраться не могли, кто он такой… Раньше мельницы и маслозаводы были под Крайсландвиртом.
— То было раньше! А еще раньше и комендатура была вместе с Крайсландвиртом, когда было у нас два немца на весь район, они были по совместительству — всем… Вот смотрите!..
Лена показала Гнутову свой старый аусвайс, выданный еще в сорок первом году и подписанный «Шварц СДФ и Ортскоммандант».
— Это тот сивый, что был, когда нас старостами ставили?… Хороший старик был!..
— Очень хороший!.. Потому, вероятно, недолго и продержался!.. А теперь у нас перепроизводство начальников: комендатура отдельно, Крайсландвирт — отдельно, Паппе с промышленностью — отдельно…
— А «Шляпа» кто такой?
— «Шляпа» попросту торгаш; он начальник только над своим магазином.
— Ну, добро!.. «Шляпа»-то хорошо сделал, что к нам приехал: у него хоть соли можно разжиться… А вот кто такой Смолкин? Чего он распоряжается?
На этот вопрос ответил Венецкий.
— А Смолкин — теперь ваше непосредственное начальство — бургомистр Липнинского района.
— Это как так — бургомистр? А ты, Сергеич, кто?
— Под моей командой оставили город Липню, а вам, деревенским старостам, я больше не начальник!
— Ну, это еще как сказать! — проворчал Гнутов, которого последнее сообщение задело больше всего. — Мы-то все по-старому, к тебе, Сергеич… Смолкин этот не знает ничего путем про наши дела, а туда же… А ты с нами был все время, и в голодуху, и в партизанщину!.. Кабы тогда не ты был, а какой-нипбудь Смолкин, у нас, может, половина народа передохла бы!..Да, авось, ты у нас и останешься, а все эти Смолкины приехали да и дальше поедут?…
Венецкий улыбнулся.
— Значит, не хотите менять Сергеича?… Все по старой привычке идут ко мне, и я по старой привычке продолжаю распоряжаться и своим, и Смлкинским… Да и нельзя иначе: как все эти новички из сытой местности чего-нибудь намеряют на свой аршин и напутают — сейчас же к Венецкому: распутывай!.. Потому что Венецкий здесь все знает, и его все знают… А право, лучше было, когда было поменьше начальства!..
— Лучше! — согласился Гнутов. — Знали мы коменданта да тебя, Сергеич, и хорошо было… А теперь их развелось больше, чем при советской власти, не знаешь, кого и слушать… И переводчица теперь новая, да такая нотная!.. Я сегодня пришел к Шефферу, хотел с ним заговорить — я всегда с ним сам по-немецки разговаривал, я же трошки маракую… Так не дает эта баба!.. Тиснется меж нас в середку, чтоб только вот через нее говорили!.. А сама про наши дела — ни бум-бум!.. Владимировна, та с полслова понимала, всегда все расспросит как следует, разберется сама, что к чему, тогда переводит, а что мы сболтнем, а немцам знать не след — то промолчит… А эта, знай, трубит все подряд, как машина заводная!..
— Это все беженцы, Ермолаич; надо же их было к месту определить! — сказала Лена.
— Это верно, приткнуть людей надобе! — согласился Прохор. — Одно только скверно, что уж дуже много они власти забрали, эти беженцы… Но Бог с ними, у меня к вам и другое дело есть: я вам тут кой-чего привез…
С этими словами он приподнял лежавший на сундуке тулуп и вытащил из его бездонного кармана пачку газет.
— «Комсомольская правда» и «Известия»!.. Да они совсем недавние!.. Где вы их достали, Прохор Ермолаич? — удивленно воскликнула Лена.
На столое лежали два номера «Комсомольской правды», один «Известий» и один «Красной звезды».
— Неужто, Михайловна, не догадываешься?… Вороний-то Мох у меня под боком… И «Правда» была, да ее соседи зачитали…
— Значит, в Вороньем Моху опять партизаны? — спросил Николай.
— А они оттудова и не уходили; там у них штаб-квартира обжитая… Летом они тихо сидели, а теперь опять зашевелились… Чуть не каждую ночь то в одну, то в другую деревню заявляются… А днем немцы… Вот я, старый дурак, и кручусь между двух огней… Народу к партизанам ушло — я уже и счет потерял… Сын мой Сашка с ними дружбу водит и меня все агитирует, только мне с ними дружить не в коня корм… А они красных ждут, самолеты к ним часто летают, сбрасывают и оружие, и продукты, и всякое снаряжение… Вот и газеты отттудова… А что это ты, михайловна, за газеты принесла? Немецкие?
— Сводки хочу сопоставить!
Лена положила рядом с советскими газетами Гнутова несколько номеров издаваемой в Днепровске газеты «Новый путь» и стала их сличать.
— Интересно, кто же их них больше врет? — проговорила она. — Противник потерял восемь тысяч человек убитыми, взято тысяча пятьсот пленных, сбито тридцать самолетов, уничтожено сорок два танка — это немецкая сводка… А русские про то же самое место и то же число пишут: сбит восемьдесят один самолет, уничтожено сто пять танков, вято в плен две тысячи триста человек, убито одиннадцать тысяч восемьсот… И те, и другие подсчитывают только потери противника, а про себя умалчивают… Это сводка за один день… Если эти астрономические цифры близки к истине, то уже давно ни у русских, ни у немцев не осталось бы ничего — ни самолетов, ни танков, ни людей… вообще ничего!..
— А ну, давай, расшифруем астрономию!..
Николай подошел к ней сзади, протянул через ее плечо руку с карандашом и начал отчеркивать запятой по две последние цифры в каждом числе.
— Вот теперь будет правильно, или во всяком случае, похоже на правду! — сказал он.
— … Восемьдесят человек убитых… — читала Лена новую редакцию. — Пятнадцать пленных… Ты уже сделал три десятых самолета?…
— Так и есть: один за три дня!..
— Как из колхозов сводки подавали. — вставил Гнутов. — Вспашут три гектара, а пишут, что тридцать засеяли, а на деле еще и семян не получили… Липа это все!..
Он свернул самокрутку, закурил и замолчал. Лена ушла на кухню готовить ужин, а Николай читал давно невиданные советские газеты.
