Оливер Харрис - Письма Уильяма Берроуза
У меня родилась шикарная задумка для книги… Напишу роман о временах, когда на Земле жило много разных видов людей, из которых самые замечательные до сегодня просто не дотянули. Подобную идею удастся воплотить, если я… увижу тот период. Пока же мне представляются такие картины: гигантские болота и пустыни; лемуры, чьи глаза глупы и печальны; страшные, хищные бабуины; потенциал человека в зачаточной форме… Может, я такую книгу и не потяну. Задумка родилась лишь вчера.
Анализ достиг апогея: в детстве у меня на глазах случилось убийство. Мэри [434], моя злобная гувернантка, пережила выкидыш и сожгла плод в печи. Убила ребенка.
Через несколько дней Стерн уходит в круиз на яхте. Он оставил на Грегори сто пятьдесят баксов. Надеюсь, завязав с наркотой в этот раз, я верну себе изначальную форму — здоровье, которыми наслаждался после терапии доктора Дента. Потому-то я и не торопился соскакивать — хотел изменений на клеточном уровне, сам понимаешь.
Напиши поскорей.
С любовью, Билл
Грегори сейчас на машинке набивает поэму про бомбу [435]. Готовую вещь хочет отослать в Штаты.
P.S. Вот, свою позицию я изложил.
Грегори написал письмо Джеку, которое решил не посылать. Повторяю: ты это письмо Джеку не показывай. Нечего подпитывать его паранойю, а то он весь такой белый и пушистый, и все вокруг — против него. По сути, Джек хочет стать нацистом и в то же время держать при себе друзей-евреев. Свою мать он ни хрена не любит. Боится ее до усрачки. От комплекса избавляется при помощи непросвещенного буддизма (буддизм без психоаналитического озарения — это крысиный бег по кругам страха), но в итоге возвращается к матери в образе скудоумного буддиста-католика… И единственный выход для себя — психоанализ — он отвергает как «отмерший, европейско-жидовский и антиамериканский». (Господи, да он безнадежен! Напрочь забыл, как ты возился с его рукописями, приводил их в порядок, рассылал издателям, литагентам… Не нравится мне, что Джек упоминает говнюка Джулиуса и так запросто отмахивается от несправедливо осужденного Нила. Джек печется исключительно о себе. Слабак… нет, трус, который сдаст всех, стоит лишь на него слегка надавить. Не хочет видеть своего имени в моих книгах, а сам-то тебя, Нила и меня в свои книги берет!
Постскриптум я дописал через день после того, как закончил само письмо. И чем больше думаю о Джеке, тем меньше хочется его видеть. Все, хватит.)
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Танжер
25 августа 1958 г.
Дорогой Аллен!
Мой врач-аналитик в отпуске, и я пока смылся из Парижа сюда, уж больно часто меня отвлекают. Когда вернусь, хочу, чтобы ко мне вообще никто не совался. Ну, или совался, но только очень и очень нечасто.
Танжеру конец. Пришли дни Хааб [436]. Многих гомиков утащили с Сокко-Чико прямиком в местную каталажку, где чахнут теперь шестьдесят содомовых отпрысков. Полиция допрашивает Дэйва Вулмана, Крофта-Кука и Джозефа [437]. Декстер Аллен [438], Дэйв [Вулман] завтра же мотают отсюда. Тони [Рейтхорст] уже смылся в Малагу. Парней избивают, и они, плюясь кровью, выдают имена. Сотни имен. Я скорей всего тоже в списках. На допрос вызывают повесткой, которую понимать можно как предупреждение типа «Убирайся из города». Что ж, вещи мои упакованы, и убраться я могу за пару минут.
В работе у меня одновременно несколько вещей, но времени рассказывать о них нет. Здесь пробуду числа до десятого… Ахмед Якуби сидит у себя в комнате, дрожа от страха. Пришел конец. На этот раз окончательный. Больше я сюда не вернусь.
Индия! Открывай ворота…
С любовью, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
(от Грегори Корсо и Уильяма Берроуза)
[Париж
28 сентября 1958 г.]
Тряси бабки с Дона Аллена [439] и Керуака. Дорогой Аллен!
Мы с Биллом затеяли издавать журнал «ИНТЕРПОЛ»: о поэте, «который стал легавым». Содержание — наимерзейшее, наигнуснейшее, наивульгарнейшее и наипошлейшее. Грязь должна получиться густая, чтобы ложка стояла.
Билл спланировал первый выпуск: состряпаем его из самых грязных произведений Боулза, Теннеси Уильямса и твоих крепких кокаиновых записей; возьмем у Стерна самого унизительного, у Керуака — самого сентиментального…
Мы решительно настроены воплотить проект в жизнь, потому что — как Билл говорит — мы легавые и просто не можем без этого. Нашей вины здесь нет. Тебя берем в долю, будешь соредактором — ищешь материал и спонсоров. Твои прямые обязанности: сбор самых грязных и пошлых текстов и денег. Денег нужно много, за ними обращайся к Дону Аллену, Керуаку… да ко всем. В общем, на тебе надежность сего исторического предприятия. Ищи спонсоров, говори, мол, Берроуз собирает средства на воплощение в жизнь одного гнусного проекта. Мы верим в тебя.
Для поднятия боевого духа обрисуем тебе наш формат: сначала идет вступительное слово редактора (от меня, Билла или от нас обоих). В нем сообщаем, что на этой неделе в моде будет пальфиум, или что в Испании отныне диосан без рецепта не отпускают… в общем, подобие новостей для торчков и проч. Дальше пойдут обзоры книг, написанных наркоманами, торчками, косоглазыми дебилами и больными гигантизмом. В журнале будут всячески поноситься чистота и порядочность; на первое место выйдут разносы и желчь.
Давай, Аллен, не откажи в помощи. Я напишу Ансену, Ферлингетти, Стерну и тебе — к Фиппсу [440]. Потом Дону Аллену, Керуаку и прочим…
Удачи, Аллен! В твоих руках — мерзейший золотой скипетр Билла, которым он прожжет себе дорогу в неизведанные области истории. Синий гной и зеленые яйца гарантируем. Вперед! Ни шагу назад! Ибо вперед смотрят пустыми глазами ищейки из Интерпола! Лучше не попадайтесь к ним в черный список! Ого, Билл возвращается. Уползаю обратно к себе в комнату. Берегись! «Интерпол» явился на свет! Гр-рррррррррр!
[Грегори Корсо]
Когда образ человеческий находится под угрозой, Поэт дарует формы спасения. Контролеры фантазий в поэзии защищают нас от вируса человечества. Эту заразу теперь можно выделить и лечить. Такова работа новых ПОЭТОВ-ЛЕГАВЫХ.
Вирус надо выследить при помощи радиоактивных образов, пока он не выкристаллизировался в раке, крови, камне и деньгах ужасной поверхности мира. Кошмар последней ночи — это отсыревший гренок на сегодняшний завтрак. Вот вам новейшее откровение и пути действия…
Говоришь, веселящий газ довелось нюхнуть [441]? Да, у меня глюки были примерно такие же. А вообще, видения теперь постоянно приходят…
Наша «объективная реальность» — это лишь кристаллизовавшийся сон или глюк. Из него можно выйти. Сильнее воображения ничего нет. Те же сны — суть форма ЗАКОНА.
