Светлана Пожарская - Франсиско Франко и его время
Младшего брата давно уже не было в живых.
Жаркий июль 1936 г. застал Рамона Франко на дипломатическом посту в Вашингтоне. Получив известие о начале гражданской войны, он вернулся в Испанию, чтобы стать пилотом гидросамолета в рядах мятежников. 28 октября 1938 г. его самолет потерпел аварию, упав в Средиземное море.
Франко не любил вспоминать о младшем брате, но много лет спустя, обмениваясь впечатлениями со своим двоюродным братом в связи с арестом членов Коммунистической партии Испании 2 мая 1964 г., среди которых был и сын министра авиации X. Лакалье Ларрата, инженер по профессии, Франко заметил: «Это случается во многих семьях, когда дети, сбившись с пути, игнорируют своих родителей. И мой брат Рамон — один из таких… Его деятельность для моей матери и для меня была в высшей степени огорчительна, но в этом нет нашей вины»[509].
В 1942 г. умер отец Франко. Тело оставили в Эль Пардо, но Франко отказался бросить последний взгляд на него. Он не вышел из дворца и не участвовал в официальных церемониях. И даже телеграммы Гитлера и Муссолини с выражением соболезнования по поводу утраты не побудили его участвовать в похоронной процессии: он не прощал отцу его убеждений при жизни, не простил их и после его смерти.
Николас неизменно сохранял привязанность и покровительство своего холодного, сдержанного брата. В отличие от его единственной сестры — Пилар, которая была на два года моложе диктатора. Вдова, оставшаяся после гибели в гражданскую войну мужа, инженера Хариса, с десятью детьми, она никогда не просила помощи у своего брата. В книге «Мы, Франко», увидевшей свет в 1980 г., она вспоминала, что в те первые послевоенные годы она получала всего 190 песет пенсии, «поэтому необходимо было начинать работать, чтобы иметь возможность воспитывать моих детей. Ясно, что многие люди мне помогали. Но не генералиссимус. Никогда Эль Пардо». Она, как подчеркивает Хесус Прадо, не была желанна в Эль Пардо, была вне узкосемейного мирка, возможно, по вине сеньоры Кармен. Тем не менее она испытывала к брату неизменно теплые чувства, подчеркивая его бескорыстие и скромность в расходах: «Он никогда не допускал, чтобы его одежда оплачивалась за счет государства. Он лично платил за все, вплоть до своего нижнего белья»[510].
По-видимому, Франко испытывал к ней также теплые чувства, во всяком случае, в конце жизни. «Незадолго до смерти, — вспоминала донья Пилар, — Пако мне не сказал ничего. Он обнял меня и смотрел на меня глазами, полными слез». Единственная ее просьба — после смерти брата она попросила у его семейства пару его рисунков (Франко с детства любил рисовать. — С. П.). — «Я все еще их жду»[511].
Франко Салгадо Араухо, Пакон, с уверенностью писал, «что Кармен Поло была единственным лицом, обладавшим подлинным влиянием на генерала»[512]. Не без ее влияния в соперничестве между Николасом, старшим братом Франко, и Р. Серрано Суньером, мужем ее сестры Зиты, победу в первые послевоенные годы одержал последний. Он стал министром внутренних дел 30 января 1938 г. в первом правительственном кабинете, а в канун свидания в Эндае в октябре 1940 г. стал министром иностранных дел.
И все же нельзя оставлять без внимания и суждение дочери Франко, тоже Кармен, или, как ее звал отец, На-нуки: «Мой отец никогда не был феминистом. Он боялся, что моя мать и я «влезем в политику»»[513]. И она, как показали решения Франко в последние годы его жизни, оказалась права.
В январе 1970 г. в интервью корреспонденту «The New York Times» Рихарду Эдеру Хуан Карлос заявил, что хотел бы править как «король всех испанцев», не только тех, кто поддерживал режим до сих пор, но также тех, кто противостоял ему. Иными словами, Хуан Карлос выразил желание быть королем всех, кого все еще разделяли не поросшие травой забвения траншеи гражданской войны 1936–1939 гг., т. е. победителей и побежденных.
В январе 1971 г. Хуан Карлос и София посетили Вашингтон по приглашению Никсона. В декларации для прессы Хуан Карлос заявил: «Верю, что испансадй народ хочет больше свободы. Вопрос в том, с какой скоростью это желание осуществится». По возвращении в Испанию Хуан Карлос принял в Сарсуэле, своей резиденции, корреспондента «The New York Times», который 4 февраля опубликовал статью с таким заголовком: «Я — наследник Франко, но также и Испании. Хуан Карлос обещает режим демократии».
Эти настроения не были тайной для тех, кто и после смерти Франко надеялся сохранить режим. Они с нескрываемым неодобрением восприняли провозглашение Хуана Карлоса наследником испанского престола.
И дело было не только в антимонархических настроениях, все еще достаточно распространенных в стране. «Семья» и прежде всего жена и дочь Франко не скрывали своего разочарования.
В 1949 г. единственная дочь Франко Карменсита познакомилась в кафе на улице Прим с врачом Кристобалем Мартинесом Бордью, кавалером ордена «Санта Сепулькро». В конце того же года родители Мартинеса, граф и графиня Арчильо, попросили у Франко руку его дочери. Франко мечтал о более блестящей партии своей дочери, но не хотел ей противоречить.
Свадьба состоялась 10 апреля 1950 г. в церкви Эль Пардо, обряд венчания совершал кардинал-примас Пла-и-Даниэль. Это была поистине королевская свадьба — 800 приглашенных, невеста в платье из натурального шелка, украшения — диадема и серьги — брильянты и жемчуга.
Как насмешливо комментировали мадридцы: «Дочь любила мужа, мать любила маркиза (по-видимому, имелся в виду титул. — С. Я), маркиз любил деньги, и все трое были довольны»[514].
Эта песенка имела несколько более позднее происхождение, так как отец Мартинеса Бордыо восстановил наследственный титул маркиза Вильяверде лишь год спустя после свадьбы сына.
По свидетельству генерала Муньоса Гранде, Франко был недоволен браком дочери: он воспитывал ее в строгости, а теперь, оказывается, у нее проснулась страсть к антиквариату и драгоценностям. Тем более, что его зять бросил медицину и занялся торговлей и предпринимательством: он контролировал 17 предприятий, общий капитал которых составил к 1979 г. 4 млрд песет. Ходили слухи, что личная собственность супругов Вильяверде к моменту смерти Франко составила 1 млрд песет.
Но Франко терпел, как привык терпеть страсть к роскоши «сеньоры Эль Пардо». Как вспоминал много лет позднее внук Франко Хуан Кристобаль: «Моя бабушка любила деньги, в то время как мой дедушка был абсолютно к ним равнодушен»[515].
Франко оставался неизменно холоден к своему зятю: он позволил посетить Эль Пардо семье зятя только один раз, в 1954 г., по случаю крестин его первого внука.
