Апполон Кузьмин - Татищев
Я. В. Брюс (1670-1735) — потомок выехавших в 1647 году в Россию знатных шотландцев. Для всех шотландцев (равно как ирландцев и других кельтских народностей), покидавших свою страну перед хищническим наступлением английских феодалов, а затем капиталистов, характерна высокая честность и преданность своей новой родине. Брюс ни в коей мере не был исключением. Да и родился он уже в России. Брюс отличался широкой для своего времени образованностью, особенно в области математики, физики, астрономии, географии.
Под наблюдением Брюса вышел календарь на 1710 год, получивший название «Брюсов календарь». В нем наряду с астрономическими сведениями давались медицинские советы, способы предсказания погоды и астрологические прорицания, вследствие чего Брюса называли в народе колдуном. Брюс являлся шефом первой Артиллерийской и Инженерной школы, а также фактическим руководителем всей артиллерийской службы в русской армии. Как раз в 1713 году и сам Брюс выезжал в Берлин «для найма мастеровых и покупки картин». Без материальной поддержки со стороны Брюса Татищев вряд ли вообще бы смог осуществить столь значительные и дорогие закупки книг.
Помимо Брюса, в это время Татищев поддерживает постоянную связь и с фельдмаршалом Шереметевым. Так, в 1714 году весной он ездил к Шереметеву в Лубны. Не исключено, что эти встречи носили непосредственно деловой характер, поскольку именно из-под начала Шереметева Татищев отправлялся за рубеж.
Учеба закончилась к весне 1716 года. 5 апреля был произведен генеральный смотр, после которого по ранее высказанному желанию Брюса Василий Никитич был «написан в артиллерию». Его старый драгунский чин капитана, по-видимому, не был своевременно оформлен. И теперь он подает челобитную об определении в чин «во артиллерии рангом и по достоинству оного трактоментом». От экзамена остался чертеж крепостного сооружения, на котором имеется помета: «16 мая 1716-го начертал Василий Татищев». Татищев производился в инженер-поручики артиллерии «для того, что он, будучи за морем, выучился инженерному, и артиллерийскому делу навычен», как говорилось в приказе Брюса. Его определили в первую роту артиллерийского полка Главной полевой артиллерии с жалованьем 12 рублей в месяц.
В перерывах между длительными заморскими путешествиями Татищев не оставляет и других своих дел. Он приводит в порядок основательно запущенное имение (и заниматься ему пришлось этим дважды: по первому и по второму разделу), отстраивает дом, расчищает лес, «крестьян вновь населил». Летом 1714 года он женится на вдове Авдотье Васильевне, урожденной Андреевской. В 1715 году от этого брака у него родилась дочь Евпраксия, а в 1717 году сын Евграф.
Брак, заключенный, по-видимому (по крайней мере, с его стороны), по увлечению, счастливым не был. Да и трудно было ожидать иного, когда супруги крайне редко виделись. Дворяне начала XVIII века обязаны были нести возложенную на них службу беспрекословно, не отговариваясь какими-либо своими личными делами, в частности хозяйственными и семейными. Для Татищева же вопрос и не мог быть поставлен иначе. Он считал такой порядок вполне целесообразным и справедливым и никогда не пытался обойти существующие предписания (что сплошь и рядом делалось).
Охлаждение наступило уже после нескольких лет супружества. А в 1728 году Татищев обращается в Синод с прошением о расторжении брака. Он обвиняет супругу в расточительности, прелюбодеянии и даже попытке отравить его. Первые два обвинения, очевидно, обоснованны. В его отсутствие Авдотья Васильевна основательно подорвала хозяйство, распродала имущество мужа и одежду деверя Ивана Никитича. Не были секретом и ее амурные похождения, тем более одиозные, что любовником ее оказался игумен соседнего — Раковского монастыря. Третье, конечно, проверить невозможно. Позднее в «Духовной» Татищев более спокойно оценивает происшедшее, тем более что развод (из-за неявки Авдотьи Васильевны) оформлен не был. «Что до персоны супружества касается, — наставляет он сына, — то главные обстоятельства: лепота лица, возраст и веселость в беседе, которое женам большую похвалу приносит и тем много молодые прельщаются; но, как известно, что в краснейшем яблоке наиболее черви, а при лепоте женщин продерзости находятся, и для того оное бывает небезопасно». Предостерегает Татищев сына и от ревности: «Я довольно искусился, что оная любовь и верность раззоряет и не хотевшую супругу огорчением на противные и коварные проступки приводит». Поэтому он рекомендует: «Если бы тебе что и противно показалось, не надобно скоро и запальчиво поступать, но добрым порядком тайно рассуждением от того отвратить и на лучшие поступки наставить, а не разглашать, ниже вид неверности другим показывать». Несмотря на явно неудачный собственный опыт, он предостерегает сына, что «жена тебе не раба, но товарищ, помощница во всем и другом должна быть нелицемерным». Суждение, прямо скажем, отнюдь не характерное для первой половины XVIII столетия.
Но вернемся к 1716 году. Вскоре после возвращения Татищев получил от Брюса задание по подготовке «практической планиметрии». Как писал позднее сам Татищев в письме к советнику Канцелярии Академии наук Иоганну-Даниилу Шумахеру (1690-1761), задание это Петр дал самому Брюсу, а тот препоручил дело Татищеву, очевидно, считая его достаточно для этого подготовленным. Как и обычно, Татищев энергично взялся за работу и вскоре подготовил ряд тетрадей общим объемом около 130 листов. Завершить работу в целом Татищев не успел, поскольку был вскоре оторван для других, более неотложных дел. Но он сам считал целесообразным опубликование уже написанных тетрадей. Они не потеряли значения даже и тридцать лет спустя. В письме к президенту Академии наук Кириллу Григорьевичу Разумовскому (1728-1803) от августа 1747 года Татищев разъясняет практическую пользу «действуемой геометрии», «ибо у нас великие вражды, беспокойства, смертные убивства, крайний разорения немосчим от сильных, недоборы в казенных податях от неразмежевания земель происходят, а хотя межевсчики часто для размежевания посылаются, но такие, которые ничего о геометрии не знают, ово от неведения, ово от принуждения сильных, или по страсти межуют, как хотят; а хотя и геодезисты посылаются, но и те поль делити не учены и обидят людей или разоряют по их воле».
Вполне в духе просветительского XVIII века Татищев склонен был смешивать и отождествлять злой умысел и невежество, объяснять самые злоупотребления недостаточной образованностью. Но и его «практическая» геометрия была не просто «точной» наукой, а и определенным пониманием социальных вопросов и путей их разрешения. В том же письме Татищев напоминает, что в 1719 году им было сделано соответствующее представление Петру I, и тот «изволил довольно рассудить, что без уравнения и размежевания земель оные (подушные подати. — Авт.) уравнительны и постоянны быть не могут, повелел мне о том наказ со всеми обстоятельствы сочинить и для обучения землемеров геометрию делать, которое, хотя в отлучках моих продолжилось и ко окончанию привести времяни недостало, однакож несколько того еще нашел». Татищев высылал эти тетради адресату, поскольку ему уже «ко окончанию привесть времени недостало». Как и во всем, Татищев смотрел на свой труд как на часть общего труда на пользу отечества, ни в коей мере не дорожил даже своим авторством: лишь бы написанное служило делу, приносило реальную пользу. Но опять-таки, как и со многими другими его трудами, он настолько опережал свою эпоху, что даже присвоить их кому-либо было трудно из-за несоизмеримости знаний.
