Владимир Климович - Письма с фронта лейтенанта Климовича
Милая Катя! Время делает свое дело. Это и к лучшему конечно: не вернись я совсем, не так заметна утрата. Вернись — ну тогда уж придется припоминать. Не подумай, что это в качестве упрека, я не вправе упрекнуть т. к. сам даю знать о себе теперь редко. Правда, думаю о вас часто и обязательно когда сажусь есть. Иногда бывают даже спазмы в желудке. Ну а потом подумаешь — не сожру я ведь им от этого легче не станет, моя порция ими съедена не будет. Посылку послать нельзя. Хранить то, что можно глупо. Ведь путь на тот свет краток и кроме гривенника для Харона с собой брать ничего не следует. Не велика была от меня корысть всегда, но ведь я надеялся на то, что когда-нибудь будет больше, как от настоящего отца семейства. А сейчас? Сейчас и говорить не приходится. В будушем? Оно тоже пока, что не сулит ничего радостного. Как же вы сейчас живете, каковы планы на ближайшее время? В скором времени будет вероятно сообщение в газетах и о моем фронте. Кстати, ты так и не ответила, знаешь ли ты где я — хоть примерно?
Пришел почтальон. Крепко целую. В.
3 сентября.Дорогие мои! Вы, наверное, на меня сердитесь за молчание? И ругаете, конечно. Я получил от вас два письма, — дня три, четыре тому назад, а вот только сегодня пишу вам. Ну что же Катя, хорошо, что ты будешь работать в детдоме. Это, значит, ребята будут там, будут сыты, одеты. Ты и сама пожалуй сможешь там питаться. Остается только бабушка, но она на особом положении. Надеюсь, что как-нибудь протянете зиму. Только эту страшную зиму. Я опять повторяю вам старый совет — продавайте всё, что представляет какую-либо ценность из моих вещей. Всё решительно, не задумываясь. Получаете ли вы известия из Москвы? Я давно ничего не получаю и поэтому строю всякие нелепые предположения. Во всяком случае, в газетах ни строчки о налетах и значит дом видимо цел. Что же в таком случае с Клавдией, тетей Лизой? Хотелось бы получать от вас чаще письма. За лето вы меня избаловали крепко, а теперь держите в черном теле. Время стало тянуться очень медленно и особенно теперь, когда пришлось похоронить кое-какие надежды. И про второй фронт слушать надоело. Словоблудие одно. И очевидно, бесспорно надеяться нужно только на собственные силы. На нашем фронте оживление и во второй половине сентября должно будет что-либо в газете. Какое настроение в тылу, какие перспективы. Очень тяжело сейчас, бесспорно. Но, ни на минуту не должна теряться вера в будущее. И этот чертов 2-й фронт будет и всё будет. У нас по ночам и утрам холодно. Дни солнечные, ясные. Страшно подумать о зиме. А она скоро. Крепко целую вас дорогие. Пишите. В.
4 сентября.Дорогие мои! Пришла почта. Сейчас её разбирают и через 1–2 часа я получу от вас письмо. Мне очень хочется получить его — последнее письмо в этом лесу, болоте. Солнце ушло спать, быстро темнеет. С наступлением полной темноты мы уходим. Куда? Мне хотелось бы на юг, туда где день и ночь идут бои. Но это вряд ли будет так. Пришли новые хозяева, лес наполнился шумом, фырканьем машин. Я прошелся последний раз по своим любимым тропкам. Сидел на камне, где много раз мечтал, думал о вас. Вот сегодня утром, например. Странно, что человек так привыкает к месту, мне даже грустно, потому что мы отсюда уходим. Ведь даже Шильонский узник вздохнул, когда за ним закрылись двери тюрьмы. Ну, хочешь — не хочешь, нужно бросать письмо. Начинают укладываться. У нас все-таки порядочно добра набралось. Оно и немудрено — сколько были на одном месте. Крепко всех вас целую. В.
8 сентября.Дорогие мои! Не понимаю тебя Катя — неугомонная ты. Мало ли ты намучила ноги, мало перенесла неприятностей, мало поскучала о ребятах? Зачем тебе опять в город. Нe лучше ли было б перезимовать в деревне, работая в детдоме? Смотри не просчитайся и не жалей потом. Сегодня четвертый день как мы на новом месте. Первый день и ночь провели вблизи деревни, второй день и ночь в лесу. Две ночи мерзли, одну ночь — сегодняшнюю — мокли и, похоже, что и сегодня будем мокнуть. А сохнуть придется, когда будет солнце. Погода стояла изумительная. Весь день солнце. Два дня занимались оборудованием шалашей и сбором брусники, которой очень много. Строить землянки нет смысла — дня через два, три — вперед, в дело. Второй год как я среди природы и зимой и летом. И всё не нагляжусь, не налюбуюсь. Какой-то ненормальный. Осень. Золотая осень. Как хорошо сейчас в лесу! 6-го числа получил, наконец, письмо от Клавдии и хотя в нем толком ничего — думаю, что в Москве всё в порядке. В тот же день и от тебя было письмо с приложением — писулька от Лели. И совсем неожиданно было и приложение в письме Клавдии — записка от М. Она в ТатАССР, три месяца работала в колхозе, в поле, ветеринарным фельдшером, санитаром, а теперь бухгалтером леспромхоза. Её адрес: ТатАССР, Актыныш, Лесзаг. Говорит, что сама растолстела а дочка похудела. Мечтает о Москве. Читала ли ты в газетах о попытке налета на Москву? Такие попытки будут ещё видимо не раз. Ну, остаюсь живым, здоровым. И вы тоже постарайтесь быть здоровыми. Обязательно. Крепко целую всех. В.
9 сентября.Дорогие мои! Солнце садится. Еще несколько минут, и оно скроется за лесом. Где-то ухают орудия, трещат пулеметы. Вот туда, ближе к цели идем и мы через несколько часов. Ваше очередное письмо найдет меня на новом месте. Возможно не в таком чудесном лесу. Знаете, какой я труд сегодня совершил? Написал письма Леле, Клавдии, М. и вот последнее пишу вам. Это ответ на ваше, в пухлом розовом конверте. И долгожданное письмо от бабушки со всеми милыми подробностями (как приятно читать всё это). Все-таки совесть даже в таком деле как ответы на письма много значит. Мне бы теперь ответить Наташе, Дёме и тогда бы можно жить в ладу с совестью.
Катя, зачем такие неблагозвучные прилагательные к слову детдом. Разве там так уж невыносимо работать, так плохо будет детям? Летом ты говорила, что оставление ребят в детдоме — счастье. Я не пойму тебя. Надо как-нибудь зиму пережить. Последнюю зиму. А литературные мечтания вынашивай пока. Время придет, и увидят свет они. Не сердись на меня за все эти советы. Это единственное, что могу преподнести вам. И конечно вы не сомневаетесь, что будь в моих силах сделать что-либо другое — я бы сделал, не считаясь ни с чем и не задумываясь. В первый раз за всё время войны, какой-то архибдительный цензор вычеркнул несколько слов из письма. И пустяк какой-то видимо. Он может быть и свою совесть успокоил. Бабушка как раз писала там о ценах на продукты. Шила в мешке не утаишь. Трудно представить, во что превратятся наши дети к тому времени, когда мне придется увидеть их. Только бы увидеть их, а там что будет, то будет. Не захотят иметь папашу без лавров — их дело. Володя, а мы большой шалаш построили себе. И жалко, что сегодня придется бросать его. На даче я тебе и Илюхею построю такой же. И лошади наши две — «Ворон» и «Грач» тоже в шалаше. И к нам они приходят, к нашему шалашу. Крепко, крепко целую всех вас. Пишите. В.
