Михаил Лобачев - Ноктюрн по доктору Фрейду
Двадцать лет назад наивный абитуриент Саша Балашев решил попытать счастья и поступить в медицинский институт. Надеяться на какую-то особую поддержку не приходилось. Жили они с мамой и бабушкой, правда, в собственном частном доме, но Саша хорошо знал, что надеяться ни на кого, кроме как на себя, не приходится и руководствовался этим во всем. Он с отличием закончил школу, имел кучу грамот за победы на олимпиадах, за особые успехи в изучении предметов, за особые достижения в… и в… и даже был членом опереточной Малой академии наук, что тоже давало определенные преимущества при поступлении. Одноклассники звали его профессором – за академические успехи, не вкладывая в это никакой злой иронии. Им даже импонировало, что с ними учится такой эрудированный мальчик, с которым многие учителя держаться настороженно, опасаясь неудобных вопросов.
Вместе с тем он не был, как теперь принято говорить, «нёрдом».
Когда он заканчивал школу, завуч, придирчиво осмотрев его выпускные оценки и не обнаружив там ни одной четверки, спросила:
– Почему же вы не сказали, что идете на медаль? Учтите, все заявки на медалистов мы уже подали, так что медаль вам не светит.
Сказано это было таким тоном, как будто он не сознался в какой-то постыдной болезни и вот когда все открылось, никто не знает, что с этим делать. Саша пожал плечами и вышел.
Какая разница – идешь, не идешь. Сашина мама в школе почти не появлялась и очень была этому рада. Не трогают – значит, все хорошо.Разложив на столе свои регалии, он решил попробовать поступить в медин. В конце концов, в школе он учился на «отлично», с репетиторами занимался, в олимпиадах побеждал.
Ну, возьмут каких-то «позвоночников», но ведь есть же конкурс и на оставшиеся места. Кто-то же туда поступает?
На первом экзамене, по химии, он получил четверку – химию он знал хорошо.
Было обидно, но это же лотерея, в конце концов. Следующий – физика. По этому предмету он почти не имел четверок и, самое главное, понимал «физику процесса», а уже потом определялся с формулами.
Накануне к нему зашел сосед. Они позанимались физикой, и он укрепился в своем мнении, что с этим предметом все будет в порядке. У соседа отец заведовал отделением в госпитале, но сам мальчик был далек от всего медицинского и мечтал стать артистом. Очевидно, дома решили, что артистом можешь ты не быть, ну, а хирургом быть обязан, или не хирургом… Во всяком случае, жена ректора работала в том же отделении, а это сильно повышало шансы на успех. После занятий Саша уверился в своих силах окончательно. Он с сочувствием оценивал шансы соседа.
И вот настал день экзамена. Вопросы были несложные, все, в общем-то, было решено. На следующий день на стенде с оценками он увидел тройку. У соседа было пять.
Сначала он тупо смотрел на стенд, потом встал и пошел в приемную комиссию.
– Я хотел бы посмотреть свою работу, – сказал он, глядя секретарю в глаза.
– А в чем дело?
– Я не понимаю, почему у меня такая оценка.
– Ну, что вы не понимаете, наверное, ошиблись где-то…
– Я хотел бы видеть, где.
– Конечно, сейчас-сейчас, – сказал секретарь и исчез.
Полчаса ожидания ничего не дали. Найдя уже ответственного секретаря, он обратился к нему с той же просьбой (предыдущий явно был безответственный).
– Вы знаете, мы не можем вам ничего показать.
– ?
– Вашу работу мы уже сдали в архив.
– А как ее оттуда получить?
– Это к проректору.
У кабинета проректора толпились люди, самого его не было.
Ну что ж, тогда в архив.
Архив находился на задворках университета, как и положено, в полуподвальном помещении с облезлой, обитой железом дверью. Дверь находилась в приямке, и чтобы попасть в архив, нужно было спуститься вниз.
У дверей архива толпилось несколько таких же потерпевших, которые безуспешно пытались найти свои документы.
– Это что, очередь? И кто же последний?
– Да нет там никого, – услужливо подсказали ему. В этот момент за дверью что-то задвигалось и зашуршало. Саша постучал. Все затихло. Постучал громче – тишина. Он стал молотить кулаками и ногами в дверь. Остальные с опаской наблюдали. Ничего.
Он поднялся из приямка. Врезной замок, на который была закрыта дверь, находился на уровне груди. Потом это чувство не раз помогало ему в жизни.
Он стал совершенно спокоен. Эти люди боятся его, они украли его оценку, а теперь трусливо прячутся за этой облезлой дверью.
Он разбежался и со всей силы ударил ногой в дверь, как когда-то учили на секции по каратэ. Прямой удар. Гарантированный перелом.
Дверь, снаружи казавшаяся такой прочной, на самом деле оказалась гнилой.
Замок был прибит гвоздями и вылетел вместе с куском двери. Позже эта дверь всегда ассоциировалась у него с гнилостью всей системы – снаружи такой пугающе прочной, а на самом деле прогнившей и хлипкой, не выдерживающей прямого удара. Саша по инерции влетел в пыльное помещение и чуть не разнес столик, за которым чаевничали местные старожилы.
Они были в шоке, крошки прилипли к подрагивающим губам.
– Моя фамилия Балашев, мне нужны мои документы.
Документы нашли моментально, отдали все личное дело, не разбираясь, – он мог унести пол-архива.
Оставшиеся потерпевшие стали просачиваться в подвал. Уходя, Саша слышал, как пришедшие в себя подвальные типы грубо выталкивали их наружу.
В приемной проректора уже никого не было. Сам проректор доброжелательно посмотрел на него и жестом пригласил войти.
Пожилой импозантный мужчина, с благородной сединой – ходячий профессорский стереотип.
– Что вы хотели?
– Я принес свою работу по физике. Я получил по ней тройку. Если было бы хотя бы четыре, я мог бы рассчитывать на поступление. Но три… Тем не менее, я не вижу никаких ошибок. Лист абсолютно чистый, без правок. Только стоит оценка «3». Я хотел бы понять, в чем дело.
– М-да. Пригласите, пожалуйста, преподавателя, который проверял эту работу.
Секретарша помчалась выполнять просьбу. Через полчаса пришел преподаватель.
Тупо посмотрев работу, он развел руками:
– Вроде все правильно. Как-то так… Бывает. Все ошибаются.
– И что мне делать?
Опять пожимание плечами.
– Я хотел бы подать апелляцию, – сказал продвинутый Саша.
Проректор, отпустив преподавателя, заинтересованно посмотрел на него.
Ого, эта козявка еще трепыхается…
– Знаете что, – сказал он вслух, – я вижу, вы способный молодой человек, приходите на следующий год.
– Что значит на следующий, я вообще-то собирался поступить в этом. И как насчет апелляции?
– А, это… – проректор мельком глянул на часы. – Апелляцию можно подавать до 12 часов, а сейчас, простите, уже пять минут первого, – и он лучезарно улыбнулся.
