Кирилл Басин - Мятежный батальон
Социал-демократической пропаганде он, как и другие офицеры полка, стремился противопоставить монархическую. Так, после опубликования 17 октября 1905 года царского манифеста Мансуров, посоветовавшись с генерал-майором Гадоном, стал через некоторое время распространять среди солдат брошюру придворного историка Дубенского «Что дал император Николай II русскому народу». В ней всячески превозносились «благодеяния» самодержца.
Видя тяготение подчиненных к печатному слову, капитан выписал для них газеты «Русское чтение», «Заря», «Сельский вестник», а подпоручик Есаулов с его разрешения — «Новое время».
Часто Мансуров сам читал эти издания вслух, стремясь, чтобы его слушатели поняли тот или иной материал именно так, как ему хотелось. Иногда он поручал провести громкую читку кому-нибудь из взводных. Как бы давая некоторую отдушину от политической литературы верноподданического характера, Мансуров с ведома командира полка стал давать в ротную библиотеку произведения А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова. Солдаты охотно брали эти книги в караулы и наряды.
Зная, что нас, крестьянских детей, конечно же волнуют аграрные вопросы, ротный не обходил их. Он брал инициативу в свои руки. Познакомив гвардейцев с брошюрой Демчинского «Чего хотят люди, которые ходят с красными флагами», Мансуров говорил, что дело вовсе не в количестве земли, имеющейся в распоряжении хлебопашцев, а в том, как она обрабатывается.
— За границей наделы зачастую еще меньше, — убеждал он. — Но, благодаря высокой культуре обработки их, урожаи там куда больше.
Мы мысленно сопоставляли сотни и тысячи десятин дворянских, помещичьих и монастырских пашен с лоскутными наделами своих родителей и никак не могли согласиться с капитаном. Когда он уходил, солдаты начинали толковать по-своему:
— Культура, конечно, дело хорошее, только землицы все же не хватает…
— Вот, вот, пахать-то нечего! Куда ни кинь, везде один и тот же клин… Что хочешь, то и сей.
— А навозу где взять, если лошади нет, да и коровенку за недоимку увели?
— Так что культура культурой, братцы, а землица-то прежде всего…
Как ни изощрялись господа офицеры, а революционные веяния все глубже проникали в сознание служивых. Они все внимательней прислушивались к словам подпольных агитаторов, все охотнее читали листовки и прокламации. Начальство наконец стало замечать это, забеспокоилось.
Однажды зимним вечером разводящий, сменив посты, возвращался в караульное помещение. Он поднялся на крыльцо и при свете уличного фонаря заметил под ногами какую-то бумагу. Гвардеец наклонился. В руках у него оказалась небольшая брошюра. Преображенец огляделся — нигде никого. Тогда он отнес книжицу начальнику караула. Тот прочитал ее. Брошюра призывала солдат не участвовать в подавлении выступлений рабочих и крестьян. В ней приводились примеры отказа военнослужащих выполнять распоряжения офицеров. Унтер доложил об этом командиру роты. Мансуров в свою очередь счел необходимым показать находку генерал-майору Гадону. Так она, по словам Мансурова, дошла до адъютанта главнокомандующего ротмистра князя Щербатова.
Этот случай насторожил Мансурова. Он стал кое-кого подозревать. В марте 1906 года аресту подвергся солдат Росляков, который должен был в этот день увольняться в запас. При обыске в его вещах нашли книги «преступного содержания». Рослякова отправили в охранное отделение.
До сих пор в нашей роте не было случаев шпионства и фискальства. Поэтому я решил дознаться, кто же совершил эту подлость. Выяснилось, что по доносу ефрейтора Сбруева (из 1-й роты) начальство пожелало осмотреть вещи Рослякова. Когда тот заявил, что у него с собой ничего нет, ефрейтор нашей роты Карл Гезлер показал сундук Рослякова. В нем и обнаружили революционную литературу.
Поступок Гезлера меня возмутил. При построении на вечернюю поверку я разоблачил его перед всеми солдатами.
Гезлер ничего не сказал, затаил злобу. После событий 1906 года в батальоне Гезлер, опасаясь расправы за предательство, сумел при содействии своих покровителей уволиться в запас. На военный суд в октябре 1906 года в село Медведь он не явился. Его клеветнические показания были оглашены заочно.
Вскоре после ареста Рослякова заведующий хозяйством части полковник Лошкарев сообщил Мансурову, что его швейцар и лакей рассказали, будто унтер-офицер Гаранович встречается с какой-то подозрительной курсисткой.
За Гарановичем была организована слежка. Мансуров установил контакт с подполковником Модлем из охранного отделения. Тот записал приметы Гарановича. Но уличить каптенармуса в чем-либо предосудительном не удалось.
Через некоторое время Гаранович получил из дому телеграмму о болезни матери. Он попросил у капитана Мансурова отпуск. Мансуров запросил волостного старшину. И когда он подтвердил, что мать Гарановича нездорова, командир роты выхлопотал унтер-офицеру отпуск. При этом Мансуров осторожно прощупал Гарановича:
— Не остается ли тут у тебя в Петербурге зазноба, которая будет скучать?
— Нет, — ответил Гаранович. — Была у меня знакомая прачка, но мы с ней поссорились.
— Поедешь на родину, так не забудь, что служишь в гвардии. Береги честь мундира! — покровительственно пожелал Мансуров. — Между прочим, если будут спрашивать тебя дома о том, как решается вопрос с землей, то говори, как я вам разъяснял.
— Так точно, ваше высокоблагородие, — ответил Гаранович послушно. — Я буду говорить землякам, что нужны власть и порядок и бунтовать грех.
— Ну то-то же! Поезжай с богом!
Гаранович не знал, что Мансуров в последнее время стал часто заходить к нему в ротный цейхгауз неспроста. На следствии ротный показал, что он посылал Гарановича с каким-нибудь поручением, а сам тем временем обшаривал карманы его одежды, висевшей на стене, — искал, нет ли в них чего-либо подозрительного. Когда Гаранович готовился к поездке домой, Мансуров ухитрился осмотреть его сундук и ящики письменного стола. Но ничего, кроме обычных служебных документов и личных писем, не нашел. Просмотрев отчеты и расчеты, капитан убедился лишь в том, что Гаранович хорошо исполняет свои служебные обязанности.
По приказанию генерала Гадона Мансуров встретился в охранном отделении с подполковником Модлем и справился, что дала слежка за Гарановичем. Модль сказал:
— Ваш командир полка напрасно беспокоится. У нас нет никаких данных о том, что Гаранович революционер.
Со второй половины октября 1905 года я стал посещать собрания рабочих в клубе Карла Маркса на Васильевском острове. Но он по требованию полиции вскоре был закрыт.
