Николай Окунев - Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2
Погода стоит прекрасная. Ледоход окончился. Половодье невысокое.
29 марта/11 апреля. Христос Воскрес!
Сегодня день Светлого Христова Воскресенья. Погода солнечная, но с ветром и небольшими облачками. Заутреню во всех церквях совершали «по-старому», т. е. в 12 ч. по солнечному времени, или по казенным часам в 2-й ч. ночи.
† Но какой этот день для меня и для моих родных вышел печальный! Я никого к себе не ждал; сына к светлому дню так и не дождался; брат на Украине; зять тяжело болен; и пошел я, скудно разговевшись, в Алексеевский монастырь на родительские могилы, а оттуда в лечебницу к больному, но увы! — в живых его уже не застал! Сказали, что он скончался в Страстную Пятницу, 27 мар./9 апр. в 6 час. вечера, о чем мне его дети не могли сообщить за неисправностью телефонов и дальностью их жилья от моего. Итак, не стало милейшего человека Владимира Алексеевича Каширина, мужа моей сестры. Скончался он от рака, после двухмесячных страданий, скончался 47 лет, скончался в тот день и час, в которые наш Спаситель после земных страданий испустил Свой Дух. И в этом есть высшее благоволение к нашему страдальцу. Верю, что он сегодня в Царствии Небесном, ибо вся его жизнь полна была труда и любви к людям. Однако так горько расставаться с ним. Это был, при всех житейских выпавших на его долю невзгодах, жизнерадостный человек, с сильным духом и крепким сердцем, обещавшим ему жизнь долгую. На нашу связь были набиты лет 27 тому назад два обруча родства и дружбы. И надо сказать, что лет 5 тому назад первый обруч дал трещину, но зато второй обруч стал еще надежнее, крепче; и для меня покойный был первейшим другом. Я искренне плачу об этой нежданной утрате и молюсь об упокоении светлой души новопреставленного раба Божия Владимира! В его семье этому горю пределов нет. Его единственный сын сейчас в Кунгу ре, и он узнает о кончине отца, может быть, не ранее, как через две недели. Вот одна из особенностей нашей современной жизни, сделавшейся схожей в некоторых своих сторонах с восемнадцатым столетием.
Сегодня продавали специальную, против Святого праздника газету под названием «Коммунистический субботник», составленную, набранную и напечатанную правоверными коммунистами в великие страстные часы. В ней есть статьи Ленина, Зиновьева, Бухарина, К. Тимирязева, К. Радека, Коллонтай, Каменева и других «знаменитостей». Начинается она «присказкой»: «сегодня старая, дряхлая, древняя пасха. Рабочий класс переживает еще свою страстную, время тяжелой борьбы, напряженной работы. Этим трудом он завоюет свою пасху, когда из обломков войны и мук революции воскреснет новое коммунистическое человечество. Да здравствует грядущая пролетарская пасха! Да здравствует ее творец — Коммунистический труд.»
И все статьи призывают к труду, но труд обещается не свободным, а подневольным. Его милитаризируют. Кажется, за это дело взялся сам Троцкий. Испытанный мастер Аракчеевского свойства. На Красной Армии он показал свою страшную силу, годную для легендарных вождей, завоевавших целые царства и не щадивших народы. Рабство было, есть и будет! И если «пролетарская пасха» грядет и придет, то это все-таки будет не по Троцкому, а по Христову учению.
Воистину Христос Воскрес и Воскреснет!
Красными взят на Черноморском побережье Туапсе, на Каспийском море форт Александровский.
В «Субботнике» есть и фельетон Л. Сосновского. Описывается «Вечер у Буденного», прославившегося конными набегами на Деникина. Вечер был в вагоне Буденного. Гостями были: Клим Ворошилов — рабочий, комиссар конной армии, Демьян Бедный — правительственный поэт, К. Радек и… Федор Иванович Шаляпин, видимо, из-за хорошего пайка сменивший звание Солиста Его Величества на звание Солиста их величеств Буденных и разных забубенных товарищей.
6/19 апреля. Всю пасхальную неделю простояла великолепная погода. Друга Володю схоронили в Пасхальную среду на Семеновском кладбище. Там похоронены двое моих детей, Галя и Миша, умершие в 1898 и 1904 гг. Могилки их были огорожены деревянной решеткой с прочными столбиками, и увы! — нет уже этой загородки: в эту зиму и ее растащили на дрова, таковой же участи подвергнулись на кладбище всякие такие загородки. Крест на их могилке пока пощажен.
На Пасхе можно было видеть нарядных людей. Некоторые даже воздели на себя «котелки». И ничего. Словом, «поправение» идет ходом. Много развелось частных магазинчиков, где продают «без карточек» все что угодно. Вывески гласят, что это торговля «кустарными произведениями». Смешно даже видеть под таким наименованием несомненно фабричные, заграничные и художественные произведения. Стало быть, кустарю можно торговать, ну вот, бывшие фабриканты, полковники или коммивояжеры и заделались теперь «кустарями». Поправел сам Ленин, но такие коммунисты, как природные дураки и жулики, находятся к нему в оппозиции. Невыгодно им «в поте лица своего» добывать хлеб насущный.
Япония взяла Владивосток и бомбардирует Николаевск. Наступление на Сибирь повела широким фронтом.
Страшно дорожает мясо: конина уже 650 р. за ф. Спички дошли до 120 р. за коробку. Видел одного приятеля в новых «скороходовских» башмаках; он заплатил за них только 24.000 р.
Красными взят Дербент.
Английский министр ин. дел лорд Керзон обратился к Чичерину с нотой: просит «во имя гуманности» прекратить войну против крымских берегов, где остались еще деникинцы. Брешь пробита; Антанта, как будто бы, начинает уже мало-помалу признавать советскую власть.
На днях получил от М. А. Гамалей еще два письма. Леля писал ей в декабре из Одессы с канонерской лодки «Грозный». Там есть матрос Константин Александрович Мартинович, сын священника, род. в 1892 г. Вот с ним бы повидаться и расспросить о нашем скитальце.
В пятницу на Пасхе совсем закутили. Были в театре Незлобина, смотрели знаменитую пьесу покойного Вел. Князя Константина Константиновича «Царь Иудейский». Странно даже, что эта пьеса, ставившаяся для Царской Фамилии в Эрмитаже (в Дворцовом), в которой играл Иосифа Аримафейского сам Князь и участвовали в других ролях его дети и приятели, — имеет в наше время такой шумный успех среди новой театральной публики. Конец сезона, пьеса шла сотню раз, обстановка и исполнение средние, а театр битком набит. Что же Луначарский смотрит! Признаться, при всем моем сердечном трепете к священному содержанию пьесы, она не произвела на меня волнующего или захватывающего впечатления. Я ждал чего-то большего. Что же касается музыки к ней, сочиненной А. К. Глазуновым, так она совсем не по сюжету. И она средняя. Выше среднего стихи К.Р., но их лучше читать, чем слышать в передаче Чергонина (Пилата), Волоховой (Прокуллы), Нелидова (Иосифа), Маликова (Никодима) и др. В антрактах наблюдал за публикой. Правда, больше всего молодежь, но какая серенькая по нарядам, по манерам, по говору. Не радует старческие взоры! Что-то угловатое, неизящное, мелкое, непредставительное. Бывало, в театрах смотр красоты, да не какой-нибудь, а московской золотой молодежи, где же «роскошные бюсты», пред которыми, по выражению Щедрина, «каждый прохожий в умилении останавливается». Все жидко, скучно, нездорово! А ведь денег сколько угодно. Мы сидели в третьем ряду бельэтажа и платили за место по 80 р. (Первые ряды кресел расцениваются от 150 до 200 р., ложи от 400 до 1.200 р.) Полбутылки лимонной воды в театре — 75 р., открытка с изображением артиста — 50 р., программа спектакля 25 р.
