Георгий Иванов - Избранные письма разных лет
Две вещи в «Новом Журнале» определенно паршивые, на мой взгляд — каждая по-разному. «Записки беспризорного»[181] фальшивят умильно, как какие-то «Две сиротки». И недоумеваю вполне сериозно, зачем это Вы напечатали статью о Блюхере[182]. Т. е. такую статью. Блюхер был советский прохвост и ловкач-негодяй, как все эти Тухачевские и Буденные[183]. Если он и жертва Сталина, то только в том же смысле, как Зиновьев, Ягода или Ежов[184]. Краденые его чемоданы из «хорошей кожи» и «запах одеколону» — возбуждают брезгливость, и то, что он «герой Перекопа», первый маршал и кавалер какого-то ихнего гнусного ордена, не могут возбудить ни в одном нормальном человеке, даже «примиренно настроенном», никаких лестных для Блюхера чувств. В статейке этой нет даже ни малейшего для минимума приличия по отношению к «нам» и всем «нашим», одним из расстрельщиков и душителей которых был Блюхер. Одна светлая личность, скромная и подчиненная, почтительно живописует незабвенные черты другой светлой личности, которой он в свое время имел честь служить. Но как это попало на страницы «Нового Журнала»?
Обложка Добужинского[185] прелестна. Но для того, чтобы она была на месте, надо: не обрезать книги — первое обязательное правило для книги, претендующей на изящество. Не ограничиваться первой страницей и корешком — тоже прелестным, а распространить изящество и на оборотную сторону обложки. А то получается вроде фрака с иголочки с желтыми стоптанными башмаками.
Ну вот, со свойственным мне тактом, я, начав с нежностей, под конец «нахамил». Извините, пожалуйста, и за это, и за всю мою болтовню. Можно ее не особенно внимательно разбирать. Можно и не разбирать вовсе. Во всяком случае, не надо на нее отвечать, суть же умещается в нескольких словах: очень, очень благодарю Вас за все и прошу сообщить, куда Вам можно написать, чтобы сразу дошло.
Целую руки Вашей супруге.
Ваш Г. Иванов.
25. М. М. Карповичу[186]
10—1—1953
5, civ. Charles de Gaulle
Montmorency (S et O) [187]
Дорогой Михаил Михайлович,
He могу сказать, как мы оба Вам благодарны. То, что книга Одоевцевой будет куплена Чех<овским> Изд<ательством>[188], значит для нас — устройство жизни на новых основаниях, возможность устроиться, подлечиться, заняться работой. Конечно и гонорар за «Петербург<ские> Зимы» был большой помощью, но Вы сами знаете, как дорога здешняя жизнь, не говоря уже о долгах, которые необходимо было вернуть, и о множестве «самого необходимого».
Письмо Ваше пришло — спустя несколько дней после не очень утешительного письма от Т. Г. Терентьевой[189], от 16 декабря, где довольно туманно было сказано о будущем мае… Тем более большой радостью было Ваше «неофициальное» сообщение, что дело устроилось. Устроилось, очевидно, главным образом благодаря Вам. Еще раз от всего сердца Вас благодарю.
Боюсь, что Вы пожали плечами, получив статью К. Померанцева[190] с моей рекомендацией. Видите ли, во-первых, я не мог ему — очень близкому мне человеку — в рекомендации отказать. Во-вторых, статья, конечно, не «превосходная», но, м. б., Вы и найдете возможным ее напечатать — почистив, где надо. В-третьих, Померанцев — человек трагической судьбы и редкого душевного благородства, и поддержать его морально было бы очень хорошо. Если же нельзя поместить статью, то будьте таким милым, откажите ему под каким-нибудь любезным предлогом — ну нет места на этот год и что-нибудь в этом роде, но хоть сказав несколько добрых слов о его писании. И, если можно, смягчив отказ помещением прилагаемых стихов, которые, как видите, вполне «на уровне».
Мой стишок, который не попал в эту книжку, я с Вашего разрешения, пошлю с несколькими другими — в «конкурирующее издание» «Опыты»[191] — один из редакторов которых В. Пастухов[192], мой друг детства, и я должен его «уважить». «Новый Журнал»» от этого не пострадает, т. к. я очень скоро пошлю Вам несколько совсем новых стихотворений 1953 г.[193] Единственное, что я еще могу делать — это писать стихи. О пресловутой моей статье[194] уж лучше помолчу. Но это не значит, что Вы ее никогда не получите. Ведь теперь, как ни скверно мое здоровье, я имею возможность лечиться и отдыхать. А мне самому жалко, что мысли, которые в этой статье есть, пропадут.
Ну вот. Еще и еще большое Вам спасибо за все. Целую руку Вашей милой супруге и благодарю за привет. И. В. кланяется Вам и в свою очередь просит передать ее благодарность.
Ваш всегда Г. И.
Простой почтой И. В. отправляет Вам «Стихи <, написанные> во время болезни» в отдельном издании[195] — те самые, которые, к большому огорчению автора, по недоразумению не попали в «Новый Журнал».
Еще раз всегда Ваш Г. И.
26. Р. Б. Гулю[196]
<Около 10 мая 1953>
5, aw Charles de Gaulle
Montmorency (S et O)
Дорогой Роман (Николаевич?)
Простите, если я ошибаюсь в Вашем отчестве. Ведь мы, в сущности, почти не были знакомы.
Во-первых, очень, очень благодарю Вас за отзыв о «Петерб<ургских> Зимах». Особенно меня обрадовало, что Вам понравились позднейшие мои статьи о Блоке—Гумилеве и Есенине[197]. И, поверьте, то, что это написали Вы, мне очень дорого: от «Генерала БО» — до «Коня Рыжего»[198], я очень люблю и «уважаю» Вас, как блестяще одаренного писателя. Кстати, еще до получения «Н<ового> Ж<урнала>» я сговорился с Мельгуновым — о ряде отзывов о книгах Чеховского Издательства. Так что, когда Вы мою рецензию о «Коне Рыжем» прочтете[199] — не подумайте, что я Вам плачу комплиментами за Ваши комплименты — все, что там сказано, сказано «от души»…
Хорошо. Теперь вот что. Одновременно с этим письмом я посылаю на Ваше имя единственный экземпляр повести И. Одоевцевой[200] и свои стихи для «Нового Журнала»[201]. Думаю, так правильней, ибо возможно И М. Карпович — уехал опять в Европу, и до осени рукописи будут валяться в Кембридже[202], ожидая его.
Прошу Вас как члена редакции о следующем: мои стихи напечатать не вместе с прочей поэтической публикой, а отдельно[203]. (В хвосте — это не имеет значения.) Прошу это и потому, что приятнее не мешаться с Пиотровско-Маковскими и ко[204], и потому еще, что эти стихи «Дневника» нечто вроде поэмы (для меня).
