К. Карягин - Конфуций. Его жизнь и философская деятельность
Вся эта надпись состояла из изречений древнейших китайских мудрецов и заключала в себе главнейшие правила господствовавшей в народе морали тех времен.
Прочтя громко эти правила, Конфуций сказал окружавшим его:
– Я смотрю на эти правила, как на перечень всего, что только можно сказать полезного... Я убежден, что, умея применить эти правила к делу, можно быть близким к совершенству. Постараюсь воспользоваться ими и вам всем то же советую!
Из храма Света Конфуций направился в другие храмы, где богдыханы воздавали почести своим предкам. Мандарины, на обязанности которых лежали присмотр и забота об этих покоях, приняли его с величайшим почетом и усадили на возвышенное место. Во время беседы Конфуций поражал их своими знаниями. Тем не менее, он и здесь не упустил случая ближе ознакомиться с обычаями и церемониями, принятыми в Чжеу, чтобы узнать, насколько они расходились с древними постановлениями. Он расспрашивал так подробно и входил в такие мелочи, что один из присутствующих заметил:
– Как же это? О нем говорили, что он все знает, а он, между тем, обо всем расспрашивает... Услышав эти слова, Конфуций сказал:
– Вот в этом-то и заключаются церемонии.
Kaк мы увидим далее, Конфуций придавал, и не без основания, большое значение церемониям. Знакомясь и внимательно изучая обычаи и церемонии Чжеу, Конфуций, кроме того, занимался изучением музыки под руководством своего хозяина.
Так прожил он в Чжеу два года. В это время он виделся с Лао-цзы, жившим в уединенной пещере в окрестностях города. Беседуя с Конфуцием, Лао, верный своему учению, упрекал Конфуция за славу, которая ходит о нем в народе, за многочисленных учеников, за его честолюбие и в заключение высказал свое мнение о том, каков должен быть истинный мудрец.
– Мудрец, – сказал Лао, – чуждается света; он не только не домогается, но избегает почестей. Вполне уверенный, что после своей смерти он оставит добрые правила тем, которые способны запомнить и усвоить их, истинный мудрец не доверяется всякому встречному, а соображается со временем и обстоятельствами. В добрые времена он говорит, в тяжелые – безмолвствует. Обладатель сокровища скрывает его ото всех, чтобы сокровища не похитили, и никому не разглашает, что у него есть сокровище. Истинно добродетельный своей добродетели напоказ не выставляет и не трубит в уши всем и каждому, что он мудр и добродетелен... Вот все, что я хотел сказать вам! Воспользуйтесь тем, что от меня слышали...
Возвратясь обратно, Конфуций долгое время хранил молчание и затем, обратись к ученикам, сказал:
– Вообразите себе дракона, кольцами неизмеримого туловища объемлющего всю вселенную... Таков разум Лао-цзы...
Глава IV
Возвращение в Тси и затем в Лу. – Беседы с учениками. – Исправление священных книг. – Исторический труд Конфуция “Чунь-цю” и другие
После двухгодичного пребывания в Чжеу, Конфуций, увидев и изучив все, что ему хотелось, решил возвратиться в княжество Тси. Рассказывают, что, когда он, спустя несколько времени после возвращения, явился во дворец к князю, у последнего был концерт, во время которого исполнялось музыкальное произведение, созданное богдыханом Шуном за 1730 лет до Рождества Христова. Это произведение называлось “Шао-ио, или Музыка, рассеивающая мрачные мысли и укрепляющая сердца в любви к долгу”. Эта музыка произвела такое сильное впечатление на философа, что он в продолжение трех месяцев не мог думать ни о чем другом, и самые изысканные блюда потеряли для него всю привлекательность. В княжестве Тси Конфуций на этот раз пробыл недолго. Видя, что юный князь, по ветренности и легкомыслию, не в состоянии понять и усвоить его учение, философ вернулся на родину в княжество Лу, оставив в Тси для распространения своего учения нескольких учеников. В Лу в это время господствовали смуты, князь Лу был изгнан, и управлением овладели, образовав олигархию, несколько знатных фамилий. В Лу Конфуций прожил 15 лет безо всякой должности, как говорит Legge. У Потье, напротив, говорится, что Конфуцию была дана второстепенная ничтожная должность, от которой ученики советовали ему отказаться.
– Ни за что, – отвечал им Конфуций, – отказ мой приняли бы за гордость, указывая другим на путь добродетели, мы первые должны идти по нему, только тогда у нас могут быть последователи!
Все время жизни в Лу Конфуций посвятил распространению своего учения. Способ его преподавания был перипатический – он поучал и словом, и делом, пользуясь каждым случаем. Мы приведем из этих бесед наиболее интересные.
Еще будучи в Чжеу, однажды ученики застали его внимательно смотрящим на течение реки.
– Учитель, – сказал один из них по имени Тси-кунг, – полезно ли созерцание текущей реки?.. Вещь, кажется, самая обыкновенная.
– Вы верно говорите, – отвечал Конфуций, – течение реки по ее естественному или руками вырытому руслу вещь самая обыкновенная, известная всем и каждому... Но вот чего никто не знает и это не совсем обыкновенно: соотношение и сравнение реки с учением. Это самое сравнение и занимает меня... Воды, думал я, текут безостановочно, днем и ночью, текут до самого устья реки и там впадают в море. Учение Яо и Шуна текло таким же образом до нашего времени; мы, в свою очередь, как живые волны, понесем его вдаль, передадим последующим поколениям и так до скончания веков. Не будем же подражать тем одиночным мудрецам, которые мудры сами для себя, не делясь своею мудростью с другими...
В поучении Конфуций высказал свой взгляд на свое учение и вместе с тем дал несколько запоздалый ответ на слова Лао-цзы относительно того, каков должен быть мудрец.
Другой случай, где Конфуций имел случай высказать свой взгляд на правление и на один из его главных моральных принципов – умеренность – умение придерживаться во всем середины и избегать крайностей, представился ему в тронной зале дворца богдыхана. В зале подле трона стояло ведро, сплетенное из камыша и хорошо осмоленное, для подъема воды из колодца. Философ спросил одного из присутствовавших мандаринов:
– Зачем поставлено здесь это ведро?
Мандарин не знал, что ответить, и пробормотал какой-то вздор. Тогда Конфуций попросил другого зачерпнуть воды из колодца. Тот осторожно и тихо опустил его в колодец, но легкое ведро плавало на поверхности воды, и мандарин не мог зачерпнуть в него ни капли. Конфуций все-таки просил зачерпнуть воды.
– Если не удалось достать воды таким образом, – сказал он, – надобно черпать иначе как-нибудь!
Другой мандарин взял ведро и бросил его в колодец со всего размаху; ведро, переполнившись водой, погрузилось на дно.
– И это не хорошо! – сказал Конфуций, – придется зачерпнуть воды самому...
