София Шуазель-Гуфье - Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе
По прибытии его в столицу империи Сенат хотел поднести императору орден Св. Георгия; но Александр отказался от этой награды за храбрость, скромно сказав, что он ее не заслужил.
После этой кампании Убри, уполномоченный России, заключил в Париже невыгодный для России договор, который император Александр имел стойкость не утвердить. Вслед за этим Пруссия, которая раньше отказалась вступить в коалицию с Австрией и Россией, решила одна объявить войну Франции. Это было крайне неосторожно. Битва при Иене, смерть доблестного принца Людвига, взятие Берлина — таковы были печальные результаты этого шага, в котором было больше благих намерений и геройской экзальтации, чем истинной, здравой политики. Прекрасная королева Пруссии, поощрявшая доблесть прусских воинов, принуждена была, беременная, бежать на границу своего государства. Ее бережно перевезли в Мемель, где она вместе с королем оставалась до конца этой злополучной кампании. Пруссия погибала; быть может, по справедливому возмездию свыше, она подверглась бы судьбе Польши, если б великодушный Александр, ее благородный союзник, не пришел ей на помощь. Русская армия под предводительством генерала Беннигсена одна сдерживала некоторое время стремительный натиск французских войск, привыкших идти от одной победы к другой. Как та, так и другая армия не могла считать успешными для себя битвы при Пултуске и при Прейсиш-Эйлау. Беннигсен преградил Наполеону доступ в Литву; ни один генерал, сражавшийся с этим гениальным полководцем, не мог еще похвастаться столь большим успехом.
Значительное количество французских пленных были тогда перевезены через Вильну в глубь России. Среди поляков вид пленных французов вызвал как бы взрыв патриотизма, который, по счастью, не имел прискорбных последствий благодаря умеренности и осторожности литовского генерал-губернатора Римского-Корсакова.
В то время Варшава, уже занятая французами, являлась как бы центром новой Польши; и все патриотические идеи, все надежды поляков сосредоточились на Бонапарте, единственном государе, который мог и желал восстановить прежнее Польское королевство. Заблуждаясь относительно лицемерного характера Наполеона, поляки в каждом французском солдате видели орудие восстановления своего отечества. Как таковые, вышеупомянутые пленники встречали в Литве, в Вильне в особенности, выражения столь сильного, преувеличенного сочувствия, что нельзя было приписать его одной гуманности. В пользу их собирали одежду, белье, деньги; торговки на базаре бесплатно давали съестные припасы французским солдатам; офицеров, за которыми следили, многие посещали. В день их отъезда им прислали много съестных припасов; и толпа собралась в занимаемом ими доме, чтобы проститься с ними и проводить их. Так как их вели пешком, этапным порядком, один городской извозчик бесплатно доставил тридцать лошадей и столько же саней, чтобы провезти французов несколько миль от Вильны.
Битва при Фридланде весной 1807 г. завершила прусскую кампанию. Тильзитский договор, определив границы Варшавского великого герцогства, обманул надежды поляков, хотя не вполне их погасил. Свидание между двумя государями состоялось, как известно, на плоту, среди Немана, в присутствии русских и французских войск, занимавших, в полном параде, оба берега реки.
Говорят, Наполеон, увидев Александра, был поражен его красотой. «Это Аполлон!» — воскликнул он. При этом свидании Александр впервые обратился к Наполеону как к императору: до тех пор он считал его лишь главой французского народа.
Плот принадлежал Наполеону. После первых приветствий и взаимного представления друг другу Великого князя Константина и Мюрата, в то время бергского великого герцога, Наполеон пригласил русского императора в предназначенный для совещания кабинет. Александр стал уверять, что он — на своем берегу, Наполеон — что он на своем плоту. Чтобы прекратить эти церемонные пререкания, Александр сказал: «Так войдемте вместе». Так как дверь была очень узкая, оба государя принуждены были тесно прижаться друг к другу, чтобы войти одновременно. Заметили, что после совещания, результат которого стал известен позднее, они вышли из кабинета очень оживленные. Вернувшись на свой берег, Наполеон из любезности к русскому императору велел всей французской армии кричать «Ура!». В ответ на эту демонстрацию Александр дал знак, чтобы его войска кричали «Vive l'empereuer Napoleon!» Знавшие французский язык офицеры исполнили это приказание; но русские солдаты отвечали обычным своим кликом; и оба берега Немана огласились многочисленными, громогласными «Ура!». В течение совещаний, продолжившихся несколько дней, государи делали друг другу визиты. Александр даже несколько раз обедал у Наполеона, который, со своей стороны, не оказал ему этого знака доверия, говоря в оправдание своих оскорбительных опасений: «Я не так добр, как Вы, Ваше Величество, я опасаюсь окружающих Вас лиц». Один только раз ему вздумалось попросить чаю. «Вы — сосед Китая, — сказал он русскому императору, — у Вас, вероятно, прекрасный чай». И когда ему подали чаю, он поднес чашку к губам и затем поставил ее, не отведавши чаю.
Когда император Александр обедал во французском лагере с несколькими лицами из своей свиты, дворецкие вносили золотые блюда и ставили их на стол Наполеона, между двумя рядами гренадер, которые никого близко не подпускали из страха, чтобы не бросили в блюда яду.
ГЛАВА III
Возвращение Александра в С.-Петербург после Тильзитского мира. Эрфуртское свидание
Дав свое согласие на континентальную систему, которую Наполеон стремился предписать Европе, как единственное средство борьбы против Англии, державы столь гордой своим неприступным положением и не хотевшей признать славу великого полководца, — император Александр купил Тильзитский мир ценой жертвы, более тягостной для империи, чем несчастная кампания. Страдания целой Европы были для Наполеона безразличны, лишь бы его честолюбие и ненависть нашли свое удовлетворение. Спокойный по отношению к России, которую он подчинил игу своей политики, Наполеон обратил свои честолюбивые взоры на Испанию. В это самое время император Александр принимал в Петербурге короля и королеву Пруссии. Он выказал при этом случае величие, щедрость и великодушное гостеприимство Людовика XIV, проявленные последним, когда он принимал изгнанного из Англии несчастного Якова II с семьей. На границах империи для Их Величеств и их свиты заготовлены были великолепные экипажи и драгоценные шубы; всевозможные удовольствия и самая изысканная роскошь была доставлена им во время этого путешествия. Король и королева Пруссии совершили свой въезд в Петербург в дворцовой карете. Несмотря на сильный мороз, все войска с пяти часов утра были в полном параде. Августейших путешественников ожидали собравшиеся во дворце представители высшего петербургского общества. Рассказывают, что Александр, шедший под руку с королевой прусской, встретил в одной из дворцовых галерей красивую г-жу Н*** [5], одетую в простое белое креповое платье; одна лишь гирлянда голубых цветов, так называемых незабудок, украшала ее черные волосы… Дама эта в то время занимала и долго продолжала занимать первое место в сердце Александра, ничем иным, быть может, не привлекая его, как опасным обаянием своей красоты. Напоминая об этой слабости, быть может, слишком хорошо известной, попытаемся, если возможно, не оправдать ее, но доказать, что добродетели Александра загладили ее.
