Григорий Сивков - Готовность номер один
- Постараюсь. По своему выбору пошел в авиашколу.
Когда мы пришли в Пермскую авиашколу, она сделала лишь первые выпуски военных летчиков, но уже имела свои традиции и пользовалась известностью среди других подобных военных учебных заведений.
В школе был твердый, раз и навсегда заведенный порядок, как и полагалось по уставу. Во всем соблюдалась железная дисциплина и строжайший режим. Занятия были весьма напряженные. День - теория, день - полеты.
Самолеты к полетам готовили сами курсанты, сами занимались ремонтом машин. Все делалось под непосредственным руководством и началом опытных командиров.
В зимнее время курсанты жили в казармах, летом - в палаточном лагере. Раз в месяц мы имели право на увольнение в город.
Установленный распорядок дня выполнялся с точностью до минуты. На личные дела курсанту отводилось 45 минут в сутки.
Школа была укомплектована опытными квалифицированными преподавателями. Среди них и бравые строевые командиры, и знатоки летного дела, и великолепные педагоги по теории полета, и сильные политработники. Начальник школы - строгий и справедливый полковник Карпов. Теорию полета нам преподавал Галинский. Летали мы с хорошими летчиками: инструктором Матвеевым и командиром звена Вайгачевым. Эскадрилья наша была вверена опытному командиру Елисееву. Фамилий других своих наставников я, к сожалению, не помню. Может, потому, что срок общения с каждым из них был не такой уж длительный, но скорее всего от того, что в армии командира называют не по фамилии, а лишь по воинскому званию. И тем не менее я помню, как будто это происходило вчера, кряжистого, со шпалой в петлице, русоволосого человека с синими глазами, - комиссара училища. Он присутствовал у нас на политзанятиях.
Комиссар молча внимательно слушал объяснение лейтенанта, проводившего занятия. Утвердительно кивал, подтверждая ответ курсанта на заданный вопрос. Хмурился, когда один из курсантов мямлил. А когда занятия подошли к концу, он поднялся, подошел к кафедре и совсем по-штатски сказал:
- Какие ко мне, товарищи, будут вопросы?
Короткое замешательство. Потом Сергей Аблеев попросил:
- Расскажите нам про "национал-социалистов".
- Этот тема следующего занятия, - поспешно уточнил лейтенант. - Мы еще не готовились...
- Такую тему нужно без подготовки знать, - возразил ему комиссар. - Ну что же, давайте сообща рассмотрим, если хотите этот вопрос. Итак, начнем.
Он прошелся между столами аудитории.
- Прежде всего давайте себе уясним, что разговор у нас пойдет о фашизме. Фашисты - это те же империалисты, но наиболее хищнические и разбойничьи среди всех империалистов мира. А слова "национал-социализм" специально придуманы фашистскими идеологами, чтобы затуманить мозги простым людям.
Комиссар сделал паузу, обвел изучающим взглядом аудиторию, очевидно, проверяя, как доходят до слушателей его слова.
- Кто же такие "национал-социалисты"? - задал он вопрос и сам ответил на него: - Это те же гитлеровские фашисты. Они, видите ли, обижаются, когда, мы, коммунисты, их так называем. И пытаются уверить мир, что партия гитлеровцев партия социалистическая. Так ли это?
Комиссар саркастически улыбнулся.
- Нет, товарищи, это далеко не так! Давайте разберемся. Гитлеровцы ограбили почти всю Европу. Разве может быть партия угнетателей и грабителей партией социалистической? Конечно, нет! Гитлеровцы - заклятые наши враги, враги социализма.
Комиссар изучающе смотрел в глаза курсантов.
- Может быть гитлеровцы защищают национальные интересы? То же нет! Пока они собирали и воссоединяли немецкие земли их еще можно было с известной натяжкой назвать патриотами Германии. Но когда они стали стремиться поработить народы Европы, захватить чужие территории и добиваться мирового господства немецкой нации прежде всего над славянскими нациями, то они предали национальные интересы своего народа, превратились в националистов и шовинистов. Это захватчики, угнетатели других народов.
Вот, послушайте, что говорит Гитлер в своей книжке "Моя борьба": "Надо любыми средствами добиваться того, чтобы мир был завоеван немцами. Если мы хотим создать нашу великую империю, мы должны, прежде всего вытеснить и истребить славянские народы - русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого".
- Вот видите, какова фашистская идеология? - обратился он к нам и продолжил: - Послушайте что еще проповедает Гитлер. Для него совесть "унижающая химера", а образование по его мнению, только калечит человека.
Комиссар опять сделал паузу, а потом сказал с жаром, рассекая рукой воздух:
- Вот она, фашистская мораль. Мораль врагов демократических свобод, средневековой реакции и черносотенных погромов. Именно в этом состоит разбойничья империалистическая сущность фашистов, прикрывающихся флагом "национал-социализма".
Наступила пауза. Комиссар задумчиво сказал:
- А вообще-то, друзья мои, скажу я вам: национализм, какой бы он ни был, это, пожалуй одна из самых страшных злокачественных опухолей нашего века.
Вы можете спросить, а как же только что заключенный пакт о ненападении между Германией и СССР? Пакт нам предложила Германия, и Советское правительство, проводя миролюбивую политику, не могло отказаться от такого пакта, тем более что ни прямо, ни косвенно не затрагивает территориальной целостности, независимости и чести нашего государства.
Итак, подведем итоги: "национал - социализм" - есть тот же фашизм или разбойничий империализм - самый зловещий наш враг, враг социализма.
Вот почему мы всегда должны быть в состоянии боевой готовности, чтобы обезвредить и уничтожить эту коричневую чуму.
А после занятий, уже в казарме, мы с товарищами, взбудораженные речью комиссара, допоздна обсуждали международные проблемы и дали клятву друг другу быть непримиримыми и стойкими бойцами против фашизма и, если потребует того обстановка, отдать за это свою жизнь.
Занятия в авиашколе подходили к концу. После успешной задачи экзаменов нам присвоили звание младших лейтенантов. Моя служба после школы продолжалась в Киевском военном округе, в отдельной корпусной эскадрилье. Здесь проходили мои первые тренировочные полеты на самолете Р-5, старом, деревянной конструкции биплане-разведчике.
Шел уже предгрозовой, 1940 год.
Вместе с новыми товарищами по эскадрилье мы продолжали совершенствовать свое летное мастерство, готовили себя к неумолимо надвигавшимся грядущим военным событиям.
Боевая тревога
Близилась война.
Наша отдельная авиаэскадрилья располагалась в бессарабском селении Чадыр-Лунге, в тридцати километрах от государственной границы. Летный и технический состав эскадрильи - на редкость дружный и сплоченный. К тому же здесь были ребята из Пермской авиашколы.
