Янош Хаммершлаг - Если бы Бах вел дневник
«Прежде всего он обучал своих питомцев своей собственной технике туше. Для этого они в течение нескольких месяцев должны были разыгрывать отдельные фразы для всех пальцев обеих рук, постоянно следя за тем, чтобы туше было правильным и чистым. Раньше чем по истечении нескольких месяцев ни один из учеников не мог прекратить эти упражнения, ибо Бах был убежден, что ими нужно заниматься по крайней мере шесть-двенадцать месяцев. Если же случалось, что какой-нибудь из учеников через несколько месяцев начинал терять терпение, Бах охотно шел на то, чтобы давать ему маленькие, связанные между собой пьески, в которых повторялись эти же самые фразы, но в связи …».
«Преподавание композиции он начинал не с сухих, ни к чему не ведущих контрапунктов, …а немедленно переходил к чистому генералбасу и в ходе обучения обращал исключительно большое внимание на точную компановку отдельных голосов …».
От Иоганна Христиана Киттеля мы узнаем, как Бах во время репетиций практически посвящал своих учеников в тайны генералбаса: «Один из самых способных учеников всегда должен был обеспечивать аккомпанемент на клавире. Ясно, что те, кто не владели генерал-басом, не смели взять на себя эту задачу. Кроме того, аккомпаниатор всегда должен был быть готовым к тому, что к его рукам и пальцам вдруг неожиданно присоединятся пальцы и руки Баха, который, не мешая аккомпаниатору, наполнял аккомпанемент богатейшей гармонией, оказывавшей еще большее действие, чем непосредственное вмешательство строгого учителя».
«Кому интересно знать, какие тонкости возможны в генералбасе и что такое настоящий аккопанемент, – говорит Мицлер, – пусть пожалует к нам и послушает нашего господина капельмейстера Баха, который аккомпанирует каждый генералбас к соло таким образом, что кажется, что это настоящий концерт и что мелодию, которую Бах играет правой рукой, он написал заранее».
В книге «Преподавание основ генералбаса» Бах пишет:
«О дефиниции.
Генералбас – наиболее совершенная основа музыки; играть его нужно обеими руками, причем левая рука играет указанные ноты, а правая добавляет консонансы и диссонансы, так чтобы возникла прекрасно звучащая гармония во славу господа и для дозволенного наслаждения души; назначением и конечной целью генералбаса, как и всякой другой музыки, не может быть ничто иное, как хвала господу и услаждение души. Где не стремятся к этому должным образом, там нет настоящей музыки, а есть лишь дьявольские звуки и пиликанье».
«Я должен был быть прилежным, и кто будет таким же, как я, достигнет того же, что я,» – часто говорил Бах своим ученикам.
Однако, игра его порождала в каждом его слушателе такое чувство, что он слышит нечто неповторимое, совершенно непостижимое уму.
В упоминаемом выше «Некрологе» об одном из учеников Баха, Николаусе Гербере, говорится:
«Бах охотно принял к себе выходца из Шварцбурга и с самого начала стал называть его земляком. Бах обещал ему учить его в соответствии с его просьбой и одновременно поинтересовался, прилежно ли он занимался до сих пор фугами; на первом уроке Бах положил перед ним свои собственные инвенции. После того, как тот изучил их к вящему удовольствию Баха, последовал целый ряд сюит, затем „Хорошо темперированный клавир».Это последнее произведение Бах с неповторимым мастерством трижды сыграл перед ним сам, от начала до конца; одними из самых счастливых часов своей жизни ученик считал те случаи, когда Бах под предлогом, что у «него нет настроения преподавать, садился за один из своих прекрасных инструментов и играл так, что, казалось, эти часы превращались в минуты».
Бах – кантор лейпцигской церкви Св. Фомы
Собственно говоря, Бах до сих пор был довольно неустойчивым человеком, который, несмотря на свое большое хозяйство и многочисленную семью, нигде не мог найти себе настоящего места; сознавая свою ценность как человека искусства, он постоянно стремился к большему кругу деятельности, и, само собой разумеется, одновременно и к большему заработку. Ко времени, когда ему исполнилось 38 лет, казалось, что, наконец, он должен осесть на одном месте. Дело в том, что со смертью Иоганна Кунау освободилось место кантора лейп-цигской церкви св. Фомы, одна из самых значительных музыкальных должностей во всей Германии. Сперва предполагали пригласить на это место знаменитого маэстро Телеманна, и лишь когда он отказался, у Баха появились некоторые шансы на успех.
В лейпцигском ежегоднике Римера по этому поводу было опубликовано следующее сообщение:
«7 февраля (1723 года) господин Себастьян Бах, бывший кётенский капельмейстер, выдержал испытание на получение должности кантора, освободившейся после кончины господина Кунау».
Для конкурса Бах выбрал свою кантату, начинающуюся словами «Иисус призвал двенадцать апостолов» (кантата № 22). Неизвестный автор текста взял за основу первый и четвертый стихи третьего Евангелия (Евангелие от Луки, 18, 31—34). Простая и глубокая кантата, прекрасная по звучанию и совершенная по форме, выдержанная в традиционном стиле, тем не менее полностью оригинальна. Спитта говорит о ней: «В своем конкурсном произведении Бах приспосабливался к музыкальному вкусу своих слушателей, потому что лейпцигцы привыкли к веселой оперной музыке и нежным, мягким мелодиям Кунау». Однако это мнение не совсем правильно. Уже все нарастающее басовое соло «Вот мы восходим в Иерусалим» производит впечатление гигантской лестницы, подобной которой мы не находим во всей музыкальной литературе. Беспомощная путаница в хоре «…как по содержанию, так и по обработке – конгениальная аналогия „Тайной вечере» Леонардо да Винчи». Раздольная альтовая ария «Мой Иисус…». напоминает орлиный взлет последней арии «Страстей по Матфею». Басовый речитатив полон яркой драматической силы.
На фоне щедро разрастающихся, рвущихся ввысь звуков оркестра ясно и чисто звучит заключительный хорал.
О том, какое впечатление произвело это произведение на лейпцигскую публику, никаких сведений не имеется.
«Протокол лейпцигского городского совета
22 апреля 1723 года
Господин консул регент Д. Ланге доложил на заседании всех трех советов, что, как известно, в вопросе о замещении должности кантора церкви св. Фомы все надежды возлагались на Г. Телеманна, который обещал приложить все старание занять эту должность, однако, обещания своего не сдержал. После этого он обратился частным образом к господину Граупнеру, дармштадтскому капельмейстеру, который, однако, известил нас, что его не хотят отпустить. Затем предложили свои услуги Бах, Гофман (Кауфман) и Шотт. Бах – кётенский капельмейстер и прекрасно владеет клавиром. Наряду с обеспечением музыки он должен и преподавать: кантор должен обучать в коллегии и в школе, на что он согласен. Он согласен преподавать не только официально, но и в частном порядке. В случае, если бы выбор пал на Баха, мы могли бы отказаться от Телеманна вследствие его поведения по отношению к нам».
