Николай Пинчук - В воздухе - ’яки’
Не теряя из поля зрения фашиста, я продолжал подниматься. На высоте около 8 тысяч метров мне удалось сблизиться с вражеским самолетом. Это был Ю-88. Увидев краснозвездный Як, он начал маневрировать и отстреливаться. Первую очередь я дал издалека и промазал. В пылу боя хочется побыстрее разделаться с противником, но это не всегда получается. Я продолжал сближение, а немецкий стрелок в это время вел непрерывный огонь по моему самолету, правда, безрезультатно. После второй моей очереди он умолк. С дистанции в 250300 метров я дал третью очередь по фашистскому разведчику, тот задымил и круто пошел вниз. На пикировании выпустил в него остаток боеприпасов. Посмотрел на прибор — горючего остается в обрез. Немедля разворачиваюсь в сторону своего аэродрома. Детальной ориентировки я не вел. Не до этого было. Но курс, по которому преследовал "юнкере", запомнил. Это и помогло. После приземления еле успел освободить посадочную полосу, как винт остановился. О выполнении задания доложил командиру эскадрильи.
Для того чтобы летчику засчитали сбитый самолет, необходимы были подтверждения наземных войск, постов наблюдения или показания не менее двух летчиков, участвовавших в этом бою. Прошло несколько дней, а подтверждений о сбитом разведчике ни от кого не поступало. Тогда мы с командиром эскадрильи на По-2 вылетели в район Тулы, где проходил воздушный бой. Из рассказов местных жителей и работников Тульского аэродрома выяснилось, что действительно 15 марта немецкий разведчик был сбит нашим истребителем и упал километрах в двадцати пяти на юго- запад от Тулы. Сбитый "юнкере" отнесли на мой боевой счет. Это была
моя третья победа в воздухе.
На другой день летчики эскадрильи отдыхали. Начался обед. Часть ребят ушла в столовую. В это время в нашу землянку зашел начальник штаба полка подполковник Вышинский.
— Надо поднять в воздух пару самолетов для прикрытия войск в районе Козельска. Есть добровольцы?
Вызвались Баландин и я. Быстро взлетели и южнее Козельска на высоте 4 тысячи метров впереди по курсу заметили еле видимую точку. Через несколько минут она выросла в силуэт самолета. Начали сближаться. Но прежде чем вступить в бой, необходимо было убедиться, чей это самолет: вражеский или свой. Мы пронеслись мимо и увидели, что это — "рама". Тут же разворачиваемся и строим маневр для атаки. Немец, заметив нас, начал уходить. После второй атаки задымил мотор вражеского самолета, а после третьей он загорелся и, теряя скорость, ринулся к земле.
Мы снизились до бреющего полета и увидели, как пехотинцы радостно приветствовали нас. Они махали руками, подбрасывали вверх шапки. Выполнив несколько фигур пилотажа, мы возвратились на аэродром и доложили о сбитом самолете.
Командир эскадрильи капитан Сибирин был требовательным и принципиальным офицером, всегда хотел сам во всем убедиться. Уточнив по карте место падения "рамы", он в паре с Баландиным и мы с Лобашовым поднялись в воздух. Ведущим этой поисковой группы был я. Не сразу нам удалось найти сбитый корректировщик, пришлось сделать добрый десяток кругов. Наконец увидели на снегу еще дымившийся самолет. Только после этого возвратились на свой аэродром.
Комэск обо всем доложил командиру полка. Через полчаса замполит, два механика и оружейник выехали на машине к месту падения немецкого самолета. Утром следующего дня они привезли его фюзеляж, из которого техники смастерили огромную сирену, служившую для сбора личного состава. Меня и Володю Баландина на память сфотографировали у фюзеляжа.
Весенняя распутица коснулась и нашего аэродрома. Он стал ограниченно пригоден для полетов. Личный состав батальона аэродромного обслуживания каждый день отводил талые воды, убирал посеревший снег. Но, несмотря на все старания, летное поле раскисало все больше и больше. Однако мы ухитрялись взлетать с него и продолжали сопровождать пикирующие бомбардировщики "Петляков-2" (Пе-2) и штурмовики "Ильюшин-2" (Ил-2) в район Спас-Деменска. Они там наносили удары по скоплениям живой силы и техники врага. Нам приходилось делать в день по два-три вылета.
19 марта мы сделали три боевых вылета на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. Все порядком устали. День был на исходе, и мы рассчитывали отдохнуть. Вдруг по приказу командира полка срочно собрали летный состав 1-й и 2-й эскадрилий. Голубов сообщил, что он получил из штаба дивизии депешу, в которой поставлена задача: силами двух эскадрилий немедленно вылететь в район Ласки, Стрельное, Буда для уничтожения авиации противника.
Наша эскадрилья составила ударную группу, а 2-я — группу прикрытия, которая должна связать боем вражеские истребители, обеспечивая свободу действий ударной группе. Ведущим решил пойти сам командир полка.
Обе эскадрильи уже взлетели, а командира полка почему-то все не было. (Потом мы узнали, что на его самолете забарахлил мотор). Тогда общее командование принял на себя капитан Сибирин. Мы летели уже более 30 минут, пересекли линию фронта, а самолетов врага нигде не видно. Солнце закатилось за горизонт. Расчетное время нашего полета истекало, но команды на возвращение нет. А тут еще прервалась связь с командным пунктом. В сумерках мы стали терять ориентировку. Я подошел ближе к своему ведущему. Наконец по сигналу старшего обе группы легли на обратный курс.
Горючее вырабатывалось с ужасающей быстротой. Неожиданно в вечернем небе вспыхнули зеленые ракеты. Их пускали с какого-то аэродрома, обозначая его границы. "Ну, раз ракеты зеленые, значит, аэродром свой", — обрадовались мы и начали заходить на посадку. Бензина в баках оставались считанные литры, поэтому садились впритык, один за другим. Не обошлось без неприятностей при посадке один самолет был немного поврежден. Как оказалось, мы сели на аэродроме Фатьяново, где базировался бомбардировочный полк. Хозяева помогли нам расставить самолеты, заправить их горючим. Но во время ужина мы не знали, куда деваться от их насмешек и ехидных реплик.
— А я смотрю, летят наши "ястребки". Ну, думаю, не иначе, как на Берлин двинули, — подтрунивал низкорослый штурман.
— Они отрабатывали элементы ночного боя, — вставил реплику молоденький белобрысый лейтенант. За столами то и дело слышался смех.
— Братцы, а может, вас леший попутал? — снова начал штурман.
Мы угрюмо молчали, уткнувшись в тарелки. Что могли ответить? Сами виноваты. До сих пор в такое позднее время еще не летали, не имели навыков, вот и потеряли ориентировку. Позднее мы освоили полеты в вечернее время и больше не блуждали в небе.
На другой день то главе с лидером-бомбардировщиком наша группа покинула Фатьяновский аэродром, поблагодарив коллег за помощь, гостеприимство, и благополучно возвратилась в свою часть.
