Михаил Морозов - Шекспир
«Академисты» называли «практиков» невеждами и виршеплетами. «Практики» утверждали, что произведения «академистов» «провоняли ученостью». Каково же было участие Шекспира в этой борьбе? Тут сохранилось весьма интересное свидетельство.
Бен Джонсон задумал написать для театра Блэкфрайерс полемическую пьесу под заглавием «Виршеплет». В конце этой пьесы поэт Гораций (то-есть Бен Джонсон) дает «виршеплету» (то-есть Марстону) рвотное средство, чтобы заставить его извергнуть написанные им слова. В обозрении «Возвращение с Парнаса», созданном студентами Кембриджского университета, комик Вильям Кемп говорит следующее: «Ах, этот Бен Джонсон — паршивый малый! Он вывел в своей пьесе Горация, который дает поэтам рвотное средство. Но наш коллега Шекспир дал ему такого слабительного, которое подорвало его репутацию». На что трагик Ричард Бербедж (который также показан в обозрении) замечает о Шекспире: «Да, острый малый». Итак, Шекспир был на стороне «практиков». Но в чем же заключалось «слабительное»? Оно, вероятно, скрыто в каких-нибудь хорошо всем нам известных, но до конца не расшифрованных словах одной из пьес Шекспира.
Жизнь Шекспира, как сказали мы, протекала в упорном труде. Недаром его современник драматург Деккер писал о «трудолюбии мистера Шекспира». В театре беспрерывно шли спектакли. Иногда труппа выступала при королевском дворе или в одной из юридических академий Лондона — Грейз Инн или Иннер Темпль. Случалось, что актеры снимались с места и отправлялись в турне по провинции. Тогда они, как в старину, играли во дворах гостиниц, соорудив подмостки из бочек и досок, или посещали аристократический замок, как посещают актеры в «Гамлете» замок в Эльсиноре. Подъехав к воротам замка, один из актеров трубил в трубу, и на вопрос хозяина замка, что это за актеры, кто-нибудь из приближенных сообщал, как сообщает Розенкранц Гамлету: «Это те самые актеры, которые так вам нравились: трагики из столицы».
Но как бы ни был занят Шекспир работой в театре, он, согласно преданию, ежегодно навещал свою семью в Стрэтфорде. Попытаемся же воссоздать картину из жизни Шекспира, увидать его на дороге из Стрэтфорда в Лондон.
VI. ДОРОГА ИЗ СТРЭТФОРДА В ЛОНДОН
Жизнь величайшего драматурга человечества скрыта от нас туманом. Лишь местами туман становится более редким, и тогда мы видим стройного, высокого человека с карими глазами и высоким лбом. Одетый в простой шерстяной камзол,[23] он идет ранним утром по улице тихого провинциального городка Стрэтфорда, где он родился и где живут его жена и дети. Он пробыл здесь всего несколько дней, рад бы остаться еще, но в лондонском театре «Глобус» (точнее перевести — «Земной шар») скоро пойдет его новая пьеса: ему нужно присутствовать на репетициях. Пора ехать…
Он прощается с женой и детьми, привязывает короткий меч к поясу, поправляет кинжал за спиною, закутывается в большой дорожный плащ; зевая спросонья, грузный, широкоплечий работник пристраивает к седлу мешок с провизией на дорогу.
В Лондон едет несколько человек стрэтфордских горожан. Одному странствовать опасно: в соседних лесах бродит много недобрых людей.
Группа всадников подъезжает к мосту через Эйвон. Это старый мост, укрепленный на четырнадцати круглых каменных арках.[24] Они переезжают на левый берег реки. Отсюда идут две дороги, и обе ведут в Лондон.
Мысли его в театре. Как пройдет новая пьеса? Роль Гамлета будет играть Ричард Бербедж, лучший в труппе актер. Он щедро одарен природой и обладает прекрасными данными для сцены, несмотря на невысокий рост и полноту. Но временами он уж слишком неестественно бьет себя в грудь, строит страшные рожи и завывает. За последнее время он до некоторой степени избавился от этой привычки, но не совсем.[25] А ведь актерское искусство, как и всякое другое искусство, по мнению Шекспира, должно, как говорит Гамлет, «держать зеркало перед природой».
Он едет молча, погруженный в свои мысли. А между тем спутники его ведут беседу. Тяжелые наступили времена. Падают цены на шерсть, и куда скромному стрэтфордскому хозяину тягаться с крупными помещиками-овцеводами! Помещики захватили общинные земли, обратили нивы в пастбища, обнесли их изгородями и пасут на своих пастбищах овец тысячами. Богачи-помещики запрудили шерстью рынок, так что простому овцеводу-фермеру деваться некуда. «Не правда ли, мистер Шекспир?»
С тех пор как в 1596 году он получил дворянский герб, стрэтфордские горожане стали относиться к нему с уважением. Несколько лет тому назад они бывало, покровительственно хлопнув его по плечу, просто называли его «Вильямом», а то и кратко: «Виль». А теперь — «мистер Шекспир». Да и кем был он тогда! Сначала — сын разорившегося отца, а потом, переселившись в Лондон, стал актером театра. То, что он стал актером, не могли одобрять в Стрэтфорде. Больше всех негодовали пуритане. Они водились и в Стрэтфорде, эти суровые сектанты, повторявшие, что нужно выжечь каленым железом остатки папистской ереси в Англии. Они ходили в строгих черных одеждах, говорили мало, чтобы подчеркнуть свое презрение к лишним словам, улыбались редко и то как-то кисло, будто проглотили уксус. Они ненавидели роскошь, называя ее «сатанинским наваждением». А между тем у молчаливого хозяина-пуританина в прикрепленном крепкими цепями к стене и стоявшем под жесткой кроватью железном сундучке водился не один мешок с золотыми кронами. Пуритане ненавидели театры — новую затею века, «гнездо дьявольское». Немудрено, что стрэтфордские пуритане все сразу поджали губы и нахмурили брови, когда узнали, что сын старого Джона Шекспира, бывшего когда-то в Стрэтфорде ольдерменом, а одно время даже городским головой, оказался в самом сердце «гнезда дьявольского». Впрочем, объяснили это тем, что тут предопределение божье, ибо каждый человек уже с зачатия своего обречен на погибель или спасение. Но потом стали доходить странные слухи: говорили, что Виль нажил деньги, став пайщиком театра. Да и сам он, приехав навестить семью, привез жене в подарок дорогой материи на платье и украсил в своем доме полку над камином тяжелым серебряным золоченым кубком.[26] В Стрэтфорде пошли разговоры о том, что Виль купил несколько участков земли. Мысль о мошне, набитой деньгами, возымела свое действие. «Видно, и в бесовском логове встречаются почтенные люди», — заговорили менее строгие. А потом разнеслась уже совсем невероятная весть: Виль выхлопотал для своего отца, а значит и для самого себя, потомственное дворянство с гербом. Над щитом нового дворянского герба красовался белый сокол, державший в когтях золотое с серебряным острием копье. Ведь слово «шекспир» значит «потрясатель копья». Красивое, воинственное слово. На гербе девиз: «Не без прав». Пусть знают все, что и он, актер Вильям Шекспир, тоже человек и тоже не без прав. Многим этот девиз показался причудливым и бессмысленным. Насмешливый Бен Джонсон даже вывел в одной из своих комедий приехавшего из провинции простака, купившего себе дворянский герб, на котором изображена кабанья голова. Этому глупому деревенскому парню предлагают такой девиз для герба: «Не без горчицы» («я, дескать, понимаю толк в вещах и не хуже всякого природного джентльмена ем кабанину с горчицей»). Но пусть смеется тот, кому нравится. В 1597 году он купил красивый дом в Стрэтфорде, и все в родном городке словно забыли, что он актер и что он пишет на потеху собирающимся в театре зевакам. Теперь его стали встречать по-другому: «Как поживаете, мистер Шекспир?», «Сколько времени не видались, мистер Шекспир!»