Константин Кунин - Магеллан
На песчаном берегу чинили самбуки — небольшие суда с навесом из пальмовых листьев. Самбуки строили без применения железа, подгоняя доску к доске и связывая накрепко кокосовыми веревками. Они служили для каботажного плавания и для экспедиций охотников за рабами.
Однажды Магеллан и его товарищи отправились на материк закупить провизию. Португальцы ехали на конях по редкому лесу, местами переходившему в болото. Впереди на ослике ехал проводник. К вечеру добрались до негритянской деревни, расположенной в предгорьях. Вся деревня состояла из множества пещер, вырубленных в откосе. Одни пещеры служили жильем, в другие на ночь загоняли скот. Стемнело. Португальцы сели у костра. Негритянские воины собрались вокруг. Это были высокие, почти нагие люди. Их волосы были вымазаны глиной и сбиты в пышную прическу, лица украшены костями и палочками, вдетыми в отверстия на губах и ушах. Быстро началась мена. За бритву, колокольчик и рубашку португальцы выторговали пятнадцать коров, причем негры обязались доставить скот к проливу, отделяющему Мозамбик от материка.
Наконец, ветер изменил направление, и Перейра со своими товарищами поплыл в Индию.
В Кочине их ждали плохие вести о столкновении с египетским султаном и венецианцами и о гибели дом Лоренсо д’Альмейды.
Венецианцы с каждым годом убеждались, сколь пагубно для их торговли появление португальцев в Индийском океане. Венецианские корабли то и дело возвращались без груза пряностей, в то время как из индийских городов в Лиссабон прибывали многочисленные суда португальцев, нагруженные восточными товарами. «И теперь все убедились, всем стало ясно, — отмечает Джироламо Приули, — что отныне это путешествие в Индию установилось и что каждый год будут прибывать оттуда португальские караваны; венецианские же купцы не смогут плавать в Сирию, так как они не в состоянии будут закупать там пряности, ибо все они будут скупаться еще в Индии португальцами».
Но венецианцы не сдавались без борьбы, так как для республики торговля с Левантом была вопросом жизни и смерти. Ни религиозная рознь, ни папские запреты не помешали венецианцам объединиться с египетскими мусульманами для совместной борьбы против португальцев.
Египетский султан при деятельной помощи венецианцев, доставивших ему корабельный лес из Далмации, пушки, порох и опытных пушкарей, кормчих и кораблестроителей, снарядил мощный флот и послал его к берегам Индии под командой Мир-Хуссейна. В Индии египтяне получили подкрепление от властителей Гоа и Каликута[17] и напали на дом Лоренсо недалеко от города Чаул[18]. На этот раз противниками португальцев были первоклассные солдаты и моряки — венецианцы и египтяне. Несмотря на отчаянное сопротивление, португальцы были разбиты, а дом Лоренсо убит.
Казалось, старый вице-король спокойно перенес известие о гибели любимого сына. Когда капитаны стали его утешать, он сухо ответил, что скорбь — удел женщин. Но, с гибелью сына, в душе старого д’Альмейды произошел перелом. Он не думал более ни о нуждах португальских владений в Индии, ни о будущем Португалии. Им всецело завладела мысль о мщении. Он подготовлял войска, снаряжал корабль, готовил припасы для решительного боя с Мир-Хуссейном.
Этот бой произошел 2 и 3 февраля 1509 года недалеко от города Диу[19]. На египетских кораблях было много превосходных воинов — мамелюков, венецианцев и славян из Далмации. Вице-король решил сам сразиться в абордажном бою с флагманским кораблем врагов. Но после долгих просьб командиров он уступил эту честь Нуньо-Важ Перейре. На корабле Перейры «Сан-Эспириту» находился Магеллан. «Сан-Эспириту» и другой португальский корабль подошли к флагманскому кораблю Мир-Хуссейна и с двух сторон взяли его на абордаж. Начался рукопашный бой.
Мигель Сервантес так описал одно из подобных сражений:
«…Две галеры сцепляются на абордаж, напирают и теснят одна другую… солдатам приходится стоять на доске сходен шириной в два фута; прямо на них наведены неприятельские пушки — слуги смерти, грозящие гибелью; жерла их — на расстоянии копья, каждый неосторожный шаг может отправить сражающихся в глубокое лоно Нептуна; и, несмотря на все это, побуждаемые чувством чести, они выставляют свою грудь против огнестрельных орудий и устремляются по узкой доске на вражеский корабль. Но вот что особенно достойно удивления: лишь только один упадет туда, откуда не подняться ему до окончания века, как другой уже занимает его место; один упадет в волны, подстерегающие его, как врага, а новые и новые заменяют его, и не хватает времени заметить их гибель. Поистине большего мужества и отваги не найти вам среди всех ужасов войны!»[20]
Магеллан в самом начале боя ворвался на вражеский корабль и бился в первых рядах. Португальцы стали одолевать своих врагов. После ожесточенного боя флагманское судно было захвачено.
Во флоте Мир-Хуссейна не было единства. Египтяне не очень доверяли своим христианским союзникам, а полководцы индусских владык опасались усиления египтян в Индийском океане. Поэтому гибель флагманского судна решила исход морского боя под Диу. Каждый думал теперь о своем опасении. Началась бойня. Португальская артиллерия топила и поджигала корабли и уничтожала воинов Мир-Хуссейна. Более трех тысяч человек перебили португальцы в бою под Диу. Из восьмисот мамелюков спаслись всего двадцать два человека.
Понесли значительные потери и португальцы. Нуньо-Важ Перейра был убит стрелой, пронзившей ему горло. Раненых насчитывалось очень много. Был ранен вновь и Фернандо Магеллан.
Морской бой под Диу решил судьбу индийской торговли Венеции и Египта. Отныне венецианцы и египтяне не решались оспаривать у Португалии господство над Индийским океаном. Экономический и политический упадок Венеции и Египта был теперь лишь вопросом времени.
Магеллан и другие раненые в морском бою при Диу были увезены в Кочин[21]. Туда же прибыл веселый и, казалось, помолодевший д’Альмейда. Он был увлечен новыми планами. Но на сцене появился Аффонсо д’Альбукерк и предъявил свои права на титул вице-короля. Трехлетний срок, на который был назначен д’Альмейда вице-королем, кончился, а преемником д’Альмейды, согласно указу Маноэля, являлся д’Альбукерк.
Но португальский историк того времени Фариа-и-Суза[22] недаром писал: «Португальские чиновники и их должности подобны душе и телу: их нельзя разлучить без агонии».
Д’Альмейда отказался подчиниться приказу короля. Он заявил: «Д’Альбукерк болен, но эту болезнь нельзя лечить лекарственными травами и мазями. Осталось одно средство — холодное оружие, ибо болезнь его — это измена. Король не знает, что делает: он отдает Индию безумцу, который ввергнет ее в пучину».
