Илья Азаров - Осажденная Одесса
Увидев меня, из кабины выскочил батальонный комиссар. Заметив, наверно, на моем рукаве нашивку бригадного комиссара, поприветствовал.
Я достал удостоверение, подал ему. Он взял, перелистал, взглянул в сторону «эмки», въезжавшей на дорогу, спросил:
— Ваша?
— Да.
Батальонный комиссар представился. Он был из какого-то управления или отдела тыла 9-й, не то 18-й армии. Я плохо его слышал, но переспрашивать не стал.
— Еду в Николаев. Какая там обстановка?
— Горит. Много жертв. Бомбят вот уже сутки.
— Это хозяйство вашей армии? — спросил я, показывая на машины.
— Нет, здесь части войскового хозяйства 9-й и 18-й армий.
— А куда же вы уходите? — спросил я.
— Этого мы не можем сказать, — ответил батальонный комиссар.
По сдержанности ответов я понял: наш разговор продолжается только потому, что я старший по званию.
— Какова обстановка на фронте? — опять спросил я.
— Сводок мы не получаем, — нехотя проговорил батальонный комиссар. — Все по-прежнему — отходим. А где будем останавливаться, сами не знаем.
Мы сухо простились.
Вскоре навстречу стали попадаться санитарные машины, повозки с ранеными. Среди них были женщины и дети. Повязки пропитаны кровью, покрыты темно-бурой пылью.
Подъезжая к Николаеву, я впервые увидел группы идущих без оружия красноармейцев. Я остановился, вышел к ним из машины. Кое у кого не было и петлиц на гимнастерках.
— Среди вас командиры есть? — спросил я.
На мои слова никто не обратил внимания. Красноармейцы продолжали идти. Я подошел к ним вплотную и повторил вопрос.
Несколько голосов одновременно ответили:
— Мы командиров своих давно не видели.
Я все же попытался выяснить у них, при каких обстоятельствах они отбились от своих частей и очутились здесь, на дороге в Херсон, вместе с беженцами.
Красноармейцы отвечали неохотно, коротко:
— Отходили. Утром сказали, что в окружении и нужно мелкими группами пробираться на восток. Вот мы и пробираемся.
Моя попытка выяснить какие-либо подробности не увенчалась успехом.
— Да что он допытывается? — услышал я чей-то голос. — Подъедет к фронту — спрашивать не будет, сам все увидит.
— А где ваше оружие? — не отставал я.
— А у нас его и не было, — зло ответил пожилой красноармеец. Вид у него был мрачный. Видимо, давно не брился, отрастил бороду. Борода покрылась толстым слоем пыли, рыжие брови зло нахохлились.
— Как это не было? Вы же отходите с фронта? — недоумевал я.
Наконец узнал, что эти люди были призваны из запаса, около недели проходили подготовку, а потом их отправили на пополнение, но, прежде чем они доехали до места назначения, эшелон разбомбили немцы.
— А оружие у нас отобрали у Варваровки, на переправе. Ваши, моряки.
— Как же вы отдали оружие?! — возмущенно, едва сдерживая себя, спросил я.
— Не было командира. Нас признали неорганизованными бойцами и отобрали…
— А как же вы очутились здесь, на дороге в Херсон?
— После воздушного налета собрались и пошли из города.
И бредут на восток неизвестно куда, неизвестно кто — не гражданские уже, и еще не военные.
— Бежим от немца, проклятого богом и людьми, — глухо проговорил пожилой красноармеец.
Эта встреча оставила у меня гнетущее впечатление. Что же будет дальше? — с беспокойством думал я.
Из города непрерывным потоком двигались машины, повозки — и никаких регулировщиков. Нам приходилось останавливаться и пропускать этот поток.
Над северо-западной частью города стелился дым. На улицах пригорода — свежие следы воздушного налета. В развалинах домов копаются люди. В разных направлениях идут разрозненные группы бойцов.
В штабе Николаевской военно-морской базы дежурный проверил мои документы. Из кабинета навстречу мне вышел командир базы контр-адмирал И. Д. Кулешов.
— Вот и хорошо, что не поспешили, — были его первые слова. — Вчера у нас очень тяжелый день был, да и ночь не лучше: первый массированный налет…
Подошел комиссар базы полковой комиссар И. Г. Бороденко. Я знал его немного по академии.
— Вчера еще вас ждали… — сказал он, здороваясь.
Кулешов и Бороденко рассказали о налете вражеской авиации, о причиненных городу разрушениях и жертвах. От них я узнал, что по кораблям, отправляемым в Севастополь, попаданий нет. На строящихся же кораблях остается около 700 моряков, не имеющих оружия. Я спросил, правильно ли, что моряки отбирают оружие у идущих в тыл красноармейцев.
— А что же нам остается делать, если иначе его неоткуда взять? — вопросом на вопрос ответил Бороденко.
Я предложил прервать наш разговор до вечера и пригласил Бороденко поехать со мной в части.
— Я немного вас задержу, — сказал Кулешов и познакомил меня с первой полученной им из штаба фронта оперативной сводкой. Из нее я узнал, что противник занял мотомеханизированными частями Балту, Первомайск, Кировоград.
Эта тревожная сводка сильно взволновала меня. И снова, как недавно на «Красном Кавказе», пришлось собрать волю, чтобы сохранить самообладание и не выдать внутреннего волнения здесь и в частях.
Мы поехали к переправе, соединяющей Варваровку с городом. Навстречу двигалась масса машин и повозок — исключительно военных. Среди них было очень трудно пробираться — мы вышли из машины и пошли пешком. В воздухе барражировали наши истребители. С возвышенности у берега было видно, как, плотно прижавшись друг к другу, по плавучему мосту двигались машины и повозки. При выходе с моста образовался затор. Там почти неподвижно стояли клубы пыли, до нас доносился многоголосый шум.
Справа от моста на баржах и понтонах через Южный Буг переправлялись орудия, тягачи, тракторы. Погрузка и разгрузка производилась при помощи подъемных кранов.
— Чтоб не сорвать погрузку и разгрузку, — пояснил Бороденко, — рабочие не уходят домой, работают, не считаясь со временем. Мало того что переправляют технику отходящих воинских частей, — приспособили плавучий док судостроительного завода и перебрасывают в Николаев паровозы, строят бронепоезда.
Мы не стали переправляться на тот берег и поехали в пулеметный батальон.
Встретил нас командир батальона капитан Алексеев. Комиссара не оказалось: он обходил пулеметные точки, выставленные для прикрытия переправ.
Алексеев доложил, что батальон обеспечен всем и готов выполнить любую задачу. У меня отлегло от сердца.
Капитан помолчал и вдруг, замявшись, спросил:
— На всех нас удручающе действует хаотичность отступления… Мы уйдем из Николаева?
— Военный совет требует оборонять город. Если же вынуждены будем уходить, то — последними, — ответил я.