Вениамин Колыхалов - Огненная лавина
В кабине было душно, и Тваури, уже пристегнув парашют и привычно щелкнув тумблерами перед запуском двигателя, шумно дышал.
Первые пары выруливали на взлетную полосу - мощно ревели моторы, из-под разбегающихся машин тянулись бурые полосы пыли.
Поодаль стояли техники - вечные провожатые в небо. В их позах была все та же постоянная собранность и торжественность момента - они всегда подбадривали летчиков перед расставанием с землей, с аэродромом.
Мысленно Тваури успел перенестись туда, где сейчас на дорогах перед волжским городом тянулись пехотные и моторизованные войска врага.
Последние недели полк во взаимодействии с другими летными частями порядком потрепал врага и в самом городе, и на подступах к нему, поэтому не мудрено, что немецкое командование подтягивало на помощь новые войсковые соединения.
Гога летел в паре с Зыковым. Когда штурмовик делал крен влево, Тваури казалось, что до крыла Юриного самолета можно достать рукой. Со стороны особенно хорошо была видна горбатина "ила", обрисованная линией высокой квадратной кабины. Но горбатым "ил" называли скорее всего за то, что непомерную тяжесть войны он тащил на своем горбу. Парни верили в своих "горбатых", знали, что они не раз приносили им боевое счастье, успех. Ведь редко какая штурмовка проходила и без стычки с "мессерами". Командир полка Максим Скляров учил: недооценка противника - непростительный просчет. Такие просчеты обходятся дорого. И летчики хорошо помнили его слова.
Внизу лежала побуревшая волжская земля, по ней скользили легкие тени самолетов. Вел группу капитан Гребеньков. Про него говорили в полку - ему неведом страх. Во время боя он просто забывал о страхе, не давал, чтобы тот лишал воли, парализовывал мысли, сковывал движения. Как всякому смертному, и ему, видимо, было знакомо чувство страха, но Гребеньков отлично знал, что жить с ним в союзе вредно и опасно... и капитан, напрягши всю свою волю, отбрасывал прочь это чувство.
Впереди стали видны дымы над Сталинградом, багровые отсветы пожаров. До цели осталось лету несколько минут, когда со стороны Волги показались "мессеры". Летчики метко прозвали их "желтопузыми". Это выражение не сходило с уст и на аэродроме, и в землянках, и во время отрывистых переговоров в пылу воздушных боев.
Одним из первых самолеты противника заметил Гога.
- Двадцать пэрвый, справа "жэлтопузые".
- Вижу, Гога, вижу, - ответил Зыков и плавно с крыла на крыло качнул свою машину, как бы подтверждая сказанные слова.
Истребители прикрытия, подпустив "мессеров" на достаточное для атаки расстояние, первыми открыли огонь. Предчувствуя это, "желтопузые" резкими кренами влево, вправо избежали встречи со снарядами, с огнем пулеметов.
Скляровцы давно были предупреждены, что многие вражеские летные соединения под Сталинградом формировались под непосредственным руководством Геринга. Нашим летчикам уже приходилось встречаться с этими асами.
От штурмовиков "желтопузые" держались на почтительном расстоянии, учитывая их численное превосходство и таящуюся в "илах" огневую мощь. Несколько раз Ме-109 все же подходили близко к ведомым штурмовикам, открывали огонь, но безрезультатно. На подходе они проявляли завидную виртуозность. Так и мелькали перед глазами длинные драконы, нарисованные на фюзеляжах: от хвоста до лобовой части.
Приказ ведущего группы Гребенькова был строг: не отклоняться от курса. Вскоре штурмовики вышли на цель. "Мессершмитты", видимо, возвращались на свой аэродром после воздушного боя. Сделав несколько заходов, израсходовав оставшийся боекомплект, они удалились, успев, вероятно, предупредить по рации, в каком направлении и в каком количестве летят "илы" в сопровождении истребителей прикрытия.
Тваури внутренне собран, хладнокровен. Не вдруг научил он смирять сильно бьющееся сердце, не вдруг обрел спокойствие воздушного бойца. Проще простого попасть в лапы страха, если думаешь в бою только о своей жизни. Только о ней, и ни о чем больше. Георгий научился мысли о себе отодвигать на задний план. Он думал о тех, кто рядом с ним, старался не допускать ошибок в воздухе. Многосложные элементы боя он сводил к следующему: обезопась себя, защити товарища.
То, что увидели летчики на бурых большаках, было впечатляюще: на большом расстоянии, соблюдая интервалы, двигались штурмовые орудия, артиллерия на мехтяге, катили мотоциклы. Каждый поворот бесчисленных пропыленных колес приближал моторизованную армаду к Сталинграду.
Над дорогами висела пыль. Сквозь густую серую навесь успели открыть по нашим самолетам пристрелочный огонь зенитные орудия. Тускло светящимся пунктиром с земли потянулись те же знакомые нити, и так же привычно приходилось лавировать между ними, доворачивать, отводить машину в стороны... Вот и долгожданная команда ведущего: "Атака".
Под плоскостями штурмовика капитана Гребенькова вспыхнуло пламя - к вражеской колонне устремились эрэсы. Пуск реактивных снарядов - зрелище впечатляющее, особенно для ведомого, который видит момент пуска небольших, но сильных ракет. Огонь от пуска эрэсов пройдет под крыльями быстро, но огонь, произведенный ими на земле, полыхает долго. Снаряды Гребенькова и на сей раз легли, как выражались летчики, "в десятку".
Кто-то прокричал короткую ликующую тираду. Тваури успел только расслышать в наушниках: "Лихо!".
"Конэчно, лыхо!" - подтвердил Гога, спуская с "привязи" пару своих эрэсов в то место, где в замешательстве остановились мотоциклы, штурмовые орудия.
Любил Тваури бомбить групповые цели: есть выбор. Нравилась паника в стане врага. Казалось, сама тень от штурмовика, проносящаяся по земле, подкашивала, как бурьян, убегающего в стороны неприятеля.
Снаряды вспарывали твердь укатанной дороги. Осколки пробивали бензобаки, шины, борта машин.
Никто из штурмующей группы не удивился, увидев приближающиеся с запада "мессеры". Сделав еще по заходу над целью, Гребеньков собрал группу в оборонительный круг.
Несколько стремительных атак вражеских истребителей не могли расчленить сомкнутый строй штурмовиков. "Мессеры" подлаживались к ним слева и справа, старались занять выгодную по высоте позицию, но напарывались на огонь пулеметов и пушек. Да и наши истребители несли недремную службу, сковывая атаки врага.
Мотопехота врага тем временем все удалялась и удалялась. Обрадованная поддержкой с воздуха, она по-немногу вновь стягивалась к большаку, надеясь, что завязавшийся воздушный бой не позволит русским предпринять новые атаки.
Но у капитана Гребенькова были иные мысли. Он только и дожидался, когда сольются на дорогах войска, чтобы вновь произвести стремительную атаку.
