В. Духопельников - Иван Грозный
3 июня 1547 года семьдесят псковских людей прибыли в Москву жаловаться на своего наместника князя Турунтая-Пронского, сторонника Глинских. Царь в это время находился в своем сельце Островки, куда и отправились псковичи. Иван рассердился на самовольный приход жалобщиков. Он велел раздеть псковичей, положить на землю, поливать горячим вином и палить им свечами бороды и волосы. Во время такой экзекуции к государю пришла неожиданная весть, что в Москве, когда начали благовестить к вечерне, упал колокол. Иван оставил казнь и поспешил в Москву.
На Руси падение колокола считалось предвестием серьезной трагедии. Так и случилось. 21 июня в Москве вспыхнул грандиозный пожар. По рассказам очевидцев, в полдень 20 июня перед церковью Воздвижения на Арбате появился юродивый Василий. Обычно и зимой и летом он ходил нагишом – как «Адам первозданный». Так же выглядел Василий и в тот день. Он смотрел на церковь и горько плакал. Все поняли, что произойдет что-то неладное. На следующий день в этой церкви вспыхнул пожар. Сильная буря, налетевшая на Москву в это время, сделала свое дело. Пожар от церкви перекинулся на соседние деревянные здания. Все строения за рекой Неглинной и на Пречистенке превратились в пепел. Затем буря понесла пламя на Кремль, Китай-город. Вся Москва выглядела как огромный пылающий костер под тучами густого дыма. В Кремле загорелся верх Соборной церкви. Пламя охватило деревянные кровли царских палат. Во время пожара сгорели: оружейная палата, постельная палата с домашней казной, царская конюшня и разрядная изба (здесь велось делопроизводство о всяких назначениях по службе). Огонь проник и в погреба, нанося урон царским съестным припасам. Пострадал придворный Благовещенский собор. Внутри него сгорел иконостас, иконы для которого писал Андрей Рублев. Митрополичий двор и Успенский собор остались целы. Сам же митрополит чуть не задохнулся от дыма и бежал из Кремля через потайной ход. Огонь дошел и до пороховых складов Кремля. Высокая башня, где лежал порох, взлетела в воздух с частью кремлевской стены, упала в реку и запрудила ее. Начались взрывы, перекинувшие огонь на Китай-город. Пожар охватил Большой посад. Деревянные здания исчезали, каменные распадались, железо раскалялось как в горне, медь текла ручьями. К вечеру буря затихла, а ночью погас огонь. Очевидцы рассказывают, что в пожаре погибло 1700 взрослых и несколько тысяч детей. Современники рассказывали: «Нельзя ни описать, ни вообразить этого бедствия. Люди с опаленными волосами, с черными лицами бродили как тени среди ужасов обширного пепелища; искали детей, родителей, остатки имения; не находили и выли, как дикие звери».
Царь с вельможами удалился в село Воробьево (ныне Ленинские Горы) и приказал немедленно восстановить Кремлевский дворец. Бояре поспешили отстраивать свои дома. Но население города находилось в состоянии отчаяния. В голове вертелась одна мысль: как дальше жить? Но это мало интересовало государя и бояр, хотя не всех. Противники Глинских князья Шуйские, Челяднин, Захарьин, Нагой, протопоп Благовещенского собора Федор Бармин решили в разыгравшейся трагедии обвинить Глинских. Дело в том, что русские люди того времени причины таких страшных явлений искали в действиях каких-то нехристианских сил (колдунов и злодеев).
На следующий после пожара день царь с боярами поехал в Новоспасский монастырь навестить митрополита. Здесь духовник государя Федор Бармин, боярин Федор Скопин-Шуйский, Иван Челяднин начали говорить, что Москва сгорела волшебством. Царь приказал расследовать это дело. 26 июня, на пятый день после пожара, в Москву прибыла комиссия. На площади перед Успенским собором бояре собрали черных (простых) людей и начали расспрашивать их, кто поджег Москву. Из толпы раздались возгласы: «Княгиня Анна Глинская (бабка царя) со своими людьми волховала: вынимала сердца человеческие, да клала в воду, да тою водою, ездя по Москве, кропила, от того Москва и загорелась!». Конечно же, эту басню придумали противники Глинских. Но камень был брошен. Чернь взбунтовалась. Князь Юрий Глинский в это время вместе с боярами стоял на кремлевской площади. (Его брат Михаил и мать Анна находились в Ржеве, в своем имении.) Юрий, услыхав о матери и о себе такие речи в народе, понял, что его может постигнуть, и вошел в Успенский собор. Но бояре, противники Глинских, впустили в собор чернь. Толпа убила Юрия, вытащила его труп из храма и Кремля и положила перед торгом, где в то время казнили преступников. Возмущенный народ перебил много людей Глинских и разграбил их имущество. Через несколько дней толпа появилась в с. Воробьево у царского дворца, требуя у Ивана IV выдачи княгини Анны и князя Михаила. Государь в ответ приказал схватить крикунов и казнить; остальных охватил страх, и они разбежались по городам.
Много лет спустя один из первых, если не первый историк этих событий – царь Иван – обвинит бояр в том, что именно они «напустили» на него и на его родственников Глинских народ. В письме к князю Курбскому царь писал: «Чего ради нам самим жечь свое царство? Сколько ведь ценных вещей из родительского благословения у нас сгорело, каких во всей вселенной не сыщешь. Кто же может быть так безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить свое собственное имущество? Он бы тогда поджег их дома, а себя бы поберег! Во всем видна ваша собачья измена».
Между тем, московские события стали важной вехой в жизни Ивана IV. Они заставили его удалить из Боярской думы скомпрометировавшую себя царскую родню Глинских. Казни в Москве прекратились, как по мановению руки. Закончилась целая полоса политического развития государства, известная под названием «боярского правления».
«Избранная рада»
Московское восстание 1547 г. обнаружило непрочность боярских правительств и тем самым создало благоприятные возможности для выхода дворянства на политическую арену. Именно после восстания впервые прозвучал голос дворянских публицистов, и представителям дворянства, как считает историк С. О. Шмидт, был открыт доступ на сословные совещания, или соборы, получившие позже наименование Земских соборов. Дворянские публицисты выдвинули проекты всестороннего преобразования государственного строя России.
Стержнем политики Ивана IV стало укрепление самодержавной власти. При этом идеологи самодержавия прямо опирались на восточные образцы. Один из них, И. С. Пересветов, побывавший в Турции, представил в качестве идеала правителя турецкого султана, который сумел отстранить от власти своекорыстных вельмож и добился победы над внешними врагами. Пересветов писал: «Боже, сохрани и милостив будь к благоверному русскому царю великому князю всея Руси Ивану Васильевичу и к царству его, чтобы не уловили его вельможи еретической своей ворожбой и своим коварством, чтобы не укротили его воинский дух, боясь смерти, чтобы им богачам не погибнуть».
