Наталья Скороход - Леонид Андреев
Уже после смерти нашего героя Александр Блок признался, что его всегда поражала способность Андреева «во всем ряде произведений» ставить нелепые, досадные вопросы, которые «предлагают дети: „Зачем?“ Что ни скажешь ребенку — он спрашивает — зачем?», и именно способность задавать «этот вопрос от самой глубины своей, неотступно и бессознательно» и «кажется самым драгоценным в Леониде Андрееве»[16]. Это так. Писатель Андреев через всю свою жизнь пронес способность задавать простые и яростные вопросы, на которые в свое время никто так и не ответил Ленуше Андрееву.
Глава вторая
1887–1890: ГЕРЦОГ
Гимназия, схоластика и скука. Первые потрясения:
«В чем моя вера Толстого», Писарев.
Формирование взгляда на мир: Шопенгауэр, Гартман.
«Мир как воля и представление» как руководство к жизни.
Смерть отца. Мечты о карьере художника.
Роковая сила любви. Зиночка Сибилева.
Превращение впечатлительного ребенка в гордого, высокомерного и загадочного красавца-гимназиста происходило в том же доме на 2-й Пушкарной улице, однако призраки будущих бедствий уже витали над семейством Андреевых. В середине 1883 года Городской общественный банк, где служил и держал весь свой капитал отец, внезапно разорился, директор банка, члены правления и даже бухгалтер — дядя Леонида, брат Анастасии — Николай Пацковский — угодили под суд. К счастью, именно Пацковский оказался единственным, кто был оправдан в этом процессе, но банк все же лопнул, Николай Иванович потерял работу, и финансовое благополучие семьи Андреевых сильно пошатнулось. Гимназист-первоклассник из рассказа «Алеша-дурачок» мучается, с трудом передвигаясь по городу в «теплом гимназическом пальто», сшитом родителями «на вырост». «По толкованию изобретателей этой адской машины выходило так, что когда года через четыре мне станет пятнадцать лет, то эта вещь будет как раз мне впору», — сетует юный Мелит Николаевич — а именно так, по воспоминаниям многих, переиначили простые жители Мещанской слободы непривычное для их языка имя «Леонид». Описанная в рассказе и, безусловно, автобиографическая — длиннополая, сшитая «на вырост» шинель — отнюдь не первый, хотя еще тихий и осторожный звоночек надвигающейся бедности и далее — нищеты. Впрочем, начало отроческих лет Ленуши — еще вполне мирное, благополучное время для его родителей.
«Желая дать образование сыну своему Леониду Андрееву..»[17], в 1882 году отец поместил первенца, которому уже стукнуло 11 лет, в первый класс Орловской классической гимназии. Поначалу Ленушу учили дома, его первый наставник — Дмитрий Степанович Глаголев — не оставил, увы, никаких следов в семейных преданиях Андреевых. Гимназическая шинель на долгие десять лет сковала движения вольнолюбивого, бессистемно и анархически воспитанного Ленуши. «Каким темным и душным казался этот класс!!!!.. Ах, поскорее бы кончить эту гимназию!» — всего лишь в двух, непринципиальных для творчества писателя, рассказах «Молодежь» и «Картинки школьной жизни» Андреев помещает себя в гимназическую среду, там и рисует он безрадостные картины собственного ученичества.
Сюжет рассказа «Молодежь» незатейлив: неизвестный бунтарь срывает расписание уроков и вместо него вешает нарисованный кукиш, школьное же «начальство» собирает весь класс и требует «донести» на нарушителя. Наделенный автобиографическими чертами герой-гимназист Шарыгин выдает директору имена предполагаемых «преступников», мучается, раскаивается и, в конце концов, бунтует сам, изображая на доске кукиш, в несколько раз превышающий своими размерами прежний, а далее — гордо сознается в содеянном и попадает «под арест». В рассказике этом — более комедийно, чем серьезно — выведены некоторые реальные лица: директор гимназии Михаил Иванович — в реальности Иван Михайлович Белоусов, не только преподававший Андрееву русскую литературу, но и написавший книгу «Теория словесности», инспектор — «горячий и вспыльчивый чех» — в действительности учитель латинского Иосиф Францевич Шадек — «один из тех знаменитых в своем роде чехов, с помощью которых насаждался… на Руси классицизм»[18]. Под именем «прогрессивного историка Бочкина» изображена интереснейшая личность — едкий, насмешливый и прямодушный преподаватель истории Николай Иванович Горшечников. Были среди учителей Андреева и другие замечательные и даже выдающиеся фигуры, к примеру, с 1886 года вел в Орловской гимназии ботанику и зоологию незаурядный писатель и общественный деятель Николай Андреевич Антиохов-Вербицкий, очерки и рассказы которого печатались и в столичной прессе. Конечно же и Горшечников, и Антиохов-Вербицкий вполне могли бы стать для будущего классика чем-то вроде «духовных наставников», но место это, увы, и в школьные годы оставалось свободным, о чем можно судить и по воспоминаниям Андреева, и по его рассказу «Молодежь».
Самое главное здесь — отнюдь не фигуры учителей и товарищей, а ощущение духоты, ненужности, необязательности этого замусоренного массой схоластических сведений образования, ощущение тюрьмы, из которой надо поскорее вырваться. Поскорее, потому что «солнце, так много видевшее на своем веку, с любовной лаской согревало молодую голову…». Поскорее, потому что только вне этих «черных и прямых стен» и «черных парт» и «учителей в вицмундирах» протекает настоящая жизнь.
Вспоминая потраченное за партой время, уже хлебнувший известности и славы Андреев признавался, что учился «…скверно, в седьмом классе целый год носил звание последнего ученика и за поведение имел не свыше четырех, а иногда три. Самое приятное проведенное в гимназии время, о котором до сих пор вспоминаю с удовольствием, — это перерыв между уроками, а также те редкие, впрочем, случаи, когда меня выгоняли из класса… Луч солнца — свободный луч, прорывающийся в какую-то щель и играющий поднятой на перемене и еще не осевшей пылью, — все так таинственно интересно и полно сокровенным смыслом». История, однако, свидетельствует, что в первых классах гимназист Андреев получал преимущественно хорошие и даже отличные баллы, а «…при переходе из 1-го класса во 2-ой получил даже похвальный лист „за отличные успехи в науках и благонравие“». Но лет в тринадцать-четырнадцать, а именно тогда трепетный и впечатлительный ребенок превратился в высокомерного молчаливого подростка, которого товарищи по парте за независимость нрава окрестили «герцогом» — «отличные» успехи сменились на «весьма посредственные». Совершенно очевидно, что гимназист Андреев даже не пытался, как сказали бы сегодня, «делать карьеру» за школьной партой, не огорчался «двойкам» и «колам» по истории, латыни или древнегреческому… Не было у этого гимназиста и любимых предметов, не всматривался он серьезно и в человека, стоящего перед ним на кафедре, не пытался как-то соотнести себя с образованными и даже выделяющимися на провинциальном фоне преподавателями. Почему? Помня внимательность и придирчивость Андреева-ребенка к окружающему его пространству, можно предположить, что не в меру впечатлительный подросток отрицал все, что было связано с гимназией в силу чисто «стилистических противоречий», его отталкивали «свирепая унылость красок и отчаянная бедность в обстановке»[19]. Судя по фотографии, единственная в Орле мужская классическая гимназия представляла собой довольно изящное, построенное в классическом стиле — длинное, с монотонным ритмом окон и портиком — двухэтажное здание. Это было учебное учреждение с солидной историей — гимназия была основана в 1808 году, но, как вспоминает сам Андреев, в его времена славилась она унылой казенной атмосферой. Ему не хотелось там бывать.
