Михаил Поликарпов - Сербский закат
Глава № 2. Воздух войны. Крещение. (1994 г.)
Карта, иллюстрирующая фактическое положение противоборствующих сторон летом 1994.Опять в окно вдали мелькнуло Сараево. Вот остановка, по-моему моя. «Грбавица» — такое незнакомое слово произносят сербы. Я не до конца понимаю, что это название района города, но оно по звучанию — «грб» — ассоциируется с другим, известным мне — Еврейской Гроблей (кладбищем), местом дислокации Русского Добровольческого отряда. Я выхожу. С небольшим волнением вдыхаю воздух. Воздух войны, чистый и прозрачный, он немного пьянит. Осматриваюсь. Внизу раскинулся город, вокруг — горы. Кто — где, не ясно. Сербы мне поясняют, как пройти к русским. Пробираюсь среди небольших двух-трехэтажных белых домиков, тесно разбросанных по склону горы. Людей не видно. Между домами там и сям развешаны одеяла и плащпалатки, местами изрешеченные — они не дают мусульманским снайперам вести прицельный огонь по улицам. Вскоре женщина-сербиянка предупреждает меня, что там, куда я иду — стреляет («пуцает») снайпер. Да уж, блуждать по совершенно незнакомому городу в таких условиях немножко неприятно, можно по незнанию попасть под пулю. Сейчас, много дней спустя, я вижу, как снайпер поймал бы в окуляр прицела нескладную фигурку человека с сумкой, вышедшего на простреливаемый участок словно непуганный дикий зверь — на сидящего в секрете охотника. Тем более, стало потом ясно, первоначально мне по ошибке указали путь не к отряду, а к российскому посту «голубых касок». Наконец я вышел к нужному дому ориентиром мне послужила песня Александра Розенбаума, по-моему, его «казачьей» серии. Под крышей висит черный флаг с черепом — здесь штаб четнического отряда, командир которого — Славко Алексич. На крыльце навалена гора из ковров. На самом доме три черно-белые листовки. Взгляд задерживается на одной из них… Фото усатого мужчины в берете. Майор Войска Республики Сербской. Александр Шкрабов… 1954–1994… Смертью храбрых… На соседнем листке — Анатолий Астапенков… 1968–1994… Одногодок… Мне сюда. Вот она — база русских добровольцев.
Трехэтажный дом по улице Охридская врезан в крутой склон горы Дебелло-Брдо, так что окна на юг, в сторону улицы (и высоты) имеет лишь верхний этаж. Окна двух других этажей выходят только в небольшой садик. То, что дом повернут практически «спиной» к горе, я потом понимаю, и сыграло свою роль в выборе его как штаба — Дебелло-Брдо контролируется мусульманами.
Кричу: «Есть тут кто?» Навстречу выходит, тяжело поднявшись по лестнице, обнаженный по пояс невысокий усатый парень в камуфляжных штанах. На белой груди, контрастной с загорелым лицом, — большой крест на черном шнурке. Вот он, первый русский доброволец, которого я вижу в Боснии. Василий, так он представился, приглашает меня в дом. Я спускаюсь по узким цементным ступенькам в полуподвальный этаж дома — в комнате два дивана, круглый стол. На стене висит РПК — ручной пулемет Калашникова с деревянным прикладом и без сошек, на комоде лежит какая-то деталь от гранатомета. Интерьер очень оживляет гроздь боевых гранат, свисающая с люстры.
Вскоре в дом заваливает шумная компания, в массе своей — в зеленой униформе. Тут не все — часть на Олово, на «положаях». Я сначала не понимаю, где это и что значит «олово». Никаких «шварцнеггеров» не видно — так, обычные парни, среднего роста и телосложения, три человека в синих джинсовых куртках. Люди возбужденно обсуждают проблемы постановки мин, точнее — борьбы с ними. Они сыплют незнакомыми терминами — «кукуруза», «паштет». В этом слэнге мне знакома только «растяжка». Вторая тема — доброволец Крендель попал сегодня под обстрел снайпера. Удачно, пули прошли мимо, пару раз выбивая искры и крошево из асфальта совсем близко от него. Крендель — это невысокий курчавый парень в рубашке и джинсах, он в Боснии дольше всех — с девяносто второго. Я замечаю, что люди в униформе также различаются — тут находится и два наших ооновца. Унпрофоровцы, как их здесь зовут. Офицер, капитан Олег, сегодня устраивал тренировку-соревнование с французами по разминированию. Похоже, что он выиграл — нашел и разминировал все, что поставили натовские коллеги.
Добровольцы рассказывают историю появления здесь ковров. Где-то в конце мая они провели хулиганскую операцию, совершив дерзкий налет на ковровую фабрику, находящуюся на нейтральной территории в Сараево. Мусульмане такой наглости не ожидали и «проспали» рейд, но русские смогли проникнуть на заминированную фабрику и даже вывезти на грузовике хранившиеся там ковры.
В тот же вечер я «приявился» — зарегистрировался. Получил новенький карабин СКС югославского производства, который и стал очищать от смазки. Такой карабин зовется «папавка», официальная же марка — М59/66. Раньше дел я с ним не имел. Знакомый мне автомат Калашникова дали через пару дней. Знаю, читатель прокомментирует — «повысили».
Получаю от ребят инструкцию на ночь — если кто-то молча пытается войти в дом — стреляй без предупреждения. Ночные незваные гости здесь могут пожаловать только с «другой» стороны. База, где находятся русские добровольцы, располагается сразу же под крутым склоном высоты, дальше идет только нейтральная полоса.
Вечером на склоне Дебелло-Брдо сверкают светлячки. Иногда их берут на прицел, принимая за огоньки сигарет прячущихся в зарослях диверсантов. Днем в небе над Сараево видны гирлянды хлопков — это НАТОвские самолеты отстреливают тепловые ловушки, страхуя таким образом свои полеты над городом.
Через пару дней сделал свою первую «экскурсию». Один матерый боец, по кличке Жириновский, сводил новичков, и меня в том числе, к центру города.[12] Проходим по Еврейскому Кладбищу, обходим простреливаемый открытый участок огородом. Следующий — пробегаем. Мне выпадает бежать третьим… Снайпер может успеть пристреляться. Ну, ничего. Проскочили. На домах висят «смертовницы» листовки с указанием имен погибших и дат их жизни. Спускаемся ниже и оказываемся среди многоэтажных домов. Опять бежим через простреливаемый участок, он начинается сразу за укрытием — небольшой стеной, сложенной из красного кирпича без раствора. Затем мы идем через подземный гараж и попадаем в «прифронтовой» дом — в буквальном смысле этих слов. Где-то внизу, на первом или втором этаже, находится положай — сербская огневая точка, укрепленная мешками с песком. Несколько сербских бойцов, два пулемета — в том числе чешский «Бренн». На стенах наклеены цветные картинки, в основном девушек, вырезанные из журналов. Невооруженным глазом виден французский пост — в бинокль в деталях разглядели белый танк на пневмоходу с маркировкой «UN». Башня его повернута в нашу сторону. UNPROFOR, то есть «United Nations Protection Force», фактически защищает здесь мусульманские позиции. Выясняем, что перед домом и на его крыше установлены мины. Поднимаемся выше, где лучше обзор. Этот дом обстреливается мусульманами с двух сторон — с тылу стреляют с возвышенных мест Еврейского кладбища. Постоянно гремят выстрелы, как будто бы кто-то молотком забивает гвозди. Перебегаем от стенки к стенке, быстро минуя оконные пролеты. Я поднимаю брошенную прежними хозяевами за ненадобностью книгу по истории. Тем же путем возвращаемся назад. Замечаю, что новички — к которым отношу и себя, еще не освоившие основ сербского, пытаются общаться с сербами на странной смеси всех языков, им известных, белорусского, украинского, английского. Они полагают, что существует только два языка — русский и иностранный.
