Академия исторических наук - От солдата до генерала: воспоминания о войне
Второго октября у меня день рождения. В это время, в 1987 году, в Кабуле находилась высокая делегация из Азербайджана, приехавшая на торжества по случаю очередной годовщины Великой Октябрьской революции и мы с мужем были среди тех, кто должен был сопровождать делегацию. Мой день рождения отметили вместе с живущими поблизости советскими специалистами, нашими афганскими друзьями-журналистами, поэтами и членами делегации.
На следующий день начались многочисленные поездки, интересные встречи с членами НДПА (народно-демократической партии Афганистана), ДОМА (Демократической организации молодежи), в Кабульском политехническом институте, с деятелями культуры и науки. Вечером возвращались в гостиницу, смотрели последние известия, в которых всегда была подробная информация о визите азербайджанской делегации.
Вот и 8 октября вернулись в гостиницу к вечерним «Новостям», расположились в просторном холле, включили телевизор. Все дела были сделаны. Ноги устало гудели. Собрались попить чая и обсудить программу на завтра. И вдруг тревожную тишину комендантского часа буквально располосовал резкий звук очереди, вслед за которым неимоверной силы грохот потряс здание, и зарево огня осветило помещение.
Гостиница мгновенно погрузилась в темноту, и не успели мы осознать происходящее, как взрывной волной буквально вырвало застекленную часть стены, она рухнула, осыпая нас осколками. С высоких тумб вдоль стены посыпались на пол, разлетаясь на куски фарфоровые вазы с цветами. «Ложись!» — крикнул кто-то из присутствующих и, увлекая за собой сидящую рядом Салмаз, я вместе с ней скатилась на ковер, усыпанный осколками стекла.
Не знаю почему, интуитивно взглянула на часы. 19 часов 48 минут. Зачем запоминать свой смертный миг? Едва успела закрыть одной рукой свою голову, другой голову Салмаз, как прогремел еще один взрыв и новые осколки стекол и куски штукатурки буквально засыпали нас, а рот и нос забило пылью и дымом, губы одеревенели. Затем на какие-то мгновенья наступила немая тишина, в которой слышен только стук собственного сердца.
В следующее мгновенье сразу же послышались с улицы крики о помощи, громкий плач. Оглушенные, с кровоточащими порезами на руках, посеченными стекольной крошкой щеками и лбами, мы стали подниматься, какими-то излишне нервными тревожными движениями ощупывать друг друга. Потом выскочили на улицу, где все было буквально охвачено огнем пожара.
То, что мы увидели, не забудется никогда. В небо летело каменное крошево, обломки. Рвалось буквально все. Огонь расцвечивал стены. Пахло порохом и дымом, вкус которых запомнился навсегда. Развороченные машины, на которых мы час назад приехали к зданию НДПР, громоздились грудами металлолома. Около одной, завалившейся на бок, со сдернутой крышкой капота и выбитым ветровым стеклом лежал молодой убитый шофер. Из окна другой свешивалось мертвое тело пожилого шофера. Вдоль стены лежали в неестественных позах несколько убитых. Из окон соседнего дома вырывались языки пламени. Нечеловеческим хриплым голосом кричала молодая афганка, склонившись над окровавленным стариком, прижимавшим к себе мертвого подростка.
Люди бежали: одни к месту трагедии, другие подальше от нее. От увиденного перехватило горло, холод и жар одновременно ударили в грудь. Казалось, что плачу, а слез не было.
Как потом выяснилось, эти взрывы были заранее подготовленным терактом. Около гостиницы был оставлен «Фольксваген», начиненный динамитом. О многочисленных жертвах среди мирного населения Кабула на следующий день сообщали афганские газеты. Прошла информация и в нашей прессе.
В тот жуткий вечер мы еще долго находились в том шоковом состоянии, когда исчезает страх и чувство самосохранения и концентрируются все силы для действия. Мы помогали раненым, успокаивали рыдающих, безуспешно пытались связаться с ДСНК. Страха не было и следа, а вот мысль, что переход от бытия к небытию так прост и короток, буквально преследовала.
К утру нас и членов делегации вывезли из охваченного огнем района. В ДСНК в эту ночь никто не спал, не надеясь увидеть нас живыми. Измазанных копотью и грязью, с потемневшими, иссеченными стекольной крошкой лицами и усталыми глазами, нас обнимали наши друзья и коллеги, повторяя, что мы родились в рубашке.
Кто-то из женщин плакал, нас поили водкой для снятия стресса, хотя все пережившие эти трагические часы были более спокойны и сдержанны, чем ожидавшие известий. Прорыв чувств произошел на следующий день, когда по ТВ показали запись того огненного ада, в котором мы были. Глядя на телевизионные кадры и лица погибших, среди которых были старики, женщины, дети, я вновь пережила те мгновения встречи со смертью.
Освобождением от внутреннего напряжения стали стихи, которые одно за другим диктовала память, которые приняли на себя весь груз увиденного и пережитого, со временем сложившись в книгу «У памяти в плену», посвященную павшим друзьям, мужеству воинов-интернационалистов, правде тех далеких лет, когда кровавое 8 октября стало днем моего второго рождения.
Ночь над Кабулом. Тишина. Вдруг страшный взрыв.
И с шумом падает стена и слышен крик.
В ушах все громче, громче гул. Болят виски.
Мне кто-то руку протянул: «Вставай. Иди».
Я поднимаюсь. Я иду. Без слов. Без слез.
Невыносимая жара. В душе — мороз.
А у руин лежит старик и с ним дитя.
И страшно женщина кричит. В огне дома.
И понимаешь в этот миг, что значит жизнь.
Афганистан. Ночной Кабул мне не забыть.
Несколько слов о кабульских мальчишках. Сколько боли и слез принесла эта война детям. И нашим, советским, чьи отцы не вернулись домой и афганским.
Часто приходилось бывать в детском доме «Ватан» («Родина»), где жили дети-сироты, чьи отцы пали от рук душманов. Как и все мальчишки они были полны планов и желаний. Никогда не забуду трех друзей, тринадцатилетних пареньков — сирот Захида Гуля, Даулята и Касвара, приходивших на курсы русского языка в ДСНК. Старательные, трудолюбивые, они уже через несколько месяцев не только сносно говорили по-русски, но и читали на литературных вечерах стихи Маяковского и Светлова, пели песни Великой Отечественной войны. Без скидок на юные годы они, будущие сержанты, вставали на ночные вахты и гордились мужеством своих отцов, принявших мученическую смерть от рук душманов.
Были среди кабульских Гаврошей и хитроватые, и доверчивые. Их доверчивостью пользовались душманы, посылая их на минные поля. Отправляли бандиты ребят и торговать мандаринами с тележек, в которые закладывались мины замедленного действия, от которых погибали невинные люди. А сколько ребят осталось калеками, подбирая взрывные устройства, похожие на игрушки.
