Василий Емельянов - На пороге войны
Все это мне казалось разумным, а требования скромными. Я согласился и дал указание заводу на время проведения опытов зачислить его на завод.
Прошло несколько месяцев, и как-то, прибыв на этот завод, я увидел у подъезда заводоуправления легковую автомашину. Я знал заводские машины — эта была незнакомой. Кто же мог приехать на завод?
В машине находился шофер. Я подошел к нему и спросил, чья это машина. Он назвал фамилию.
— Но от какой организации?
— Это не от организации.
— Ну, а вы-то у кого работаете?
— Да я же сказал вам. — И он повторил фамилию владельца машины. — У него и работаю.
Фамилия показалось мне знакомой. И вдруг я вспомнил. Да ведь это же изобретатель. Я решил проверить, что же сталось с его изобретением.
Встретив директора завода, я напомнил ему, что несколько месяцев назад мы послали из главка распоряжение о временном зачислении инженера-изобретателя для проведения опытных отливок.
— Да, помню, было такое письмо. Я давал указание начальнику мартеновского цеха о его зачислении и проведении опытов. Но, откровенно говоря, не проверил, в каком состоянии находятся эти работы. Знаете ли, дел всяких по горло, не успеваю за всем следить.
Вызванный им начальник цеха сказал:
— Еще не приступили к опытам, да он и не торопит. Слишком уж скромен. Придет, спросит: «Ну, как, когда начнем экспериментировать?» А у нас, знаете, и своих дел много. Скажем: «Хорошо бы до будущей недели отложить». — «Ну, что же, давайте отложим, я на заводе не один год проработал, знаю, что значит цеховая жизнь. Я вас, товарищи, торопить не буду». — Вот обычная схема разговора с ним.
— Сколько же вы ему платите? — спросил я директора.
— Полторы тысячи в месяц.
В голове промелькнуло: на какие же деньги он мог машину приобрести и содержать шофера?
Несколько позже в разговоре с директором одного крупного завода я рассказал ему историю с этим изобретением.
— А как его фамилия?
Я назвал.
— Ну, знаете, это следует расследовать. Он и у нас на заводе этот же метод проверяет и тоже не торопится с проведением экспериментов.
Когда, несколько позже, мы занялись проверкой, то оказалось, что изобретатель на ряде заводов «проверял» свою идею. А идея была простой — добиться зачисления на должность и затем не торопиться с опытами.
Теперь стало понятно, почему ему необходима была машина: он едва успевал объезжать заводы и собирать дань, пользуясь довернем людей. Ежемесячный заработок изобретателя значительно превышал самые высокие оклады.
Я вспомнил в связи с этим случаем плавильщика челябинского завода Карнаухова. Сколько рационализаторских предложений он внес! Сколько у него было изобретений! Вся технология производства ферровольфрама связана с его работой. Но он никогда о себе не упоминал и даже не заикался о каком-либо вознаграждении.
А этот человек, с манерами культурного человека, вкрадчиво-скромный — просто вредный хищник. Но как же я мог так опростоволоситься? Это мне хороший урок на будущее!
А это тоже очень важно
Постепенно у меня укреплялись связи с другими наркоматами, устанавливались личные контакты с работниками самых различных отраслей промышленности. И не мудрено. Заводы нашего главка были огромными, с самой разнообразной номенклатурой производства. На некоторых из них, помимо металлургических цехов, были машиностроительные и инструментальные.
У нас было сконцентрировано производство судовых цепей — тут мы были монополистами. Технология цепного производства была архаической — такой, как она сложилась во времена Петра Первого, когда он начал строить военный флот. Строительство военных и торговых судов увеличило потребность в цепях, но технология их производства оставалась прежней.
Я часто заставал у себя в приемной, когда был уже начальником главного управления, посетителей, довольно необычных для нас — капитанов кораблей. Отчаявшись, видимо, достать цепи через свои организации, они шли к нам — туда, где они изготовлялись. Мне приходилось выслушивать скорбные истории о том, как во время шторма судно сорвало с якорей и были потеряны цепи. Ну, а без цепей, как известно, судну не обойтись никак.
— Очень прошу вас помочь нам и дать хотя бы тридцать метров якорной цепи. Несколько месяцев уже на приколе стоим — выйти в море не можем, — такой просьбой обычно закапчивались их повествования.
Расширять старое производство цепей было невозможно, и мы решили строить специальный цепной завод. Но простое как будто бы производство оказалось для нас довольно крепким орешком. В старой России цепи обычно ковали каторжане. Я видел одну из таких кузниц. В низком здании с толстыми кирпичными стенами стояли горны, в которых нагревались железные прутки. Кузнец-каторжанин изгибал куски их в отдельные звенья цепи и соединял их ударами молота. В кузнице еще сохранились даже большие железные кольца, вделанные в кирпичную степу, — к ним крепились ножные кандалы каторжан.
Как я уже говорил, технология производства цепей мало изменилась с тех времен. И что особенно удивляло — в мировой технической литературе того времени были описаны только процессы ручной ковки, ничем не отличающиеся от тех, что достались нам в наследство от далекого прошлого. Даже в Англии, стране классического судостроения, цепи изготовляются старым дедовским способом. Мы же хотели разработать для нашего завода совершенно новую, современную технологию производства. Пришлось заняться исследовательской работой — производство цепей выросло в большую проблему.
Заводы главка изготовляли также разного рода трубы — для паровозостроения, нефтяной и химической промышленности, прокатные станы, прессы и много других разнообразных видов машин, станков, аппаратов. Это были старые заводы бывшей Российской империи. Здесь работали целыми семьями и опыт передавался из поколения в поколение. Заводы получали заказы со всех концов страны и поставляли свою продукцию самым разнообразным потребителям. Это и вело к тому, что связи главка были чрезвычайно обширны. Заводам для выполнения заказов требовалось много всякой всячины, и необходимо было вести переговоры с многочисленными клиентами. Освободить от выполнения всех гражданских заказов наши заводы не могли, несмотря на то, что они входили в систему оборонной промышленности.
Поэтому у нас постоянно бывали не только военные из различных управлений Наркомата обороны — танкисты, артиллеристы, военные моряки, но и представители гражданских отраслей промышленности. Правда, они чувствовали здесь себя неважно и держались робко. К заказам не оборонного значения отношение было пренебрежительным. На лицах всех работников главка, когда они разговаривали с невоенными, казалось, было написано: «Ну, что вы-то еще здесь путаетесь, и без вас дел хватает».
