Жорж Садуль - Жизнь Чарли
Но контракт подписал его товарищ, Чарльз Ривс, брат Альфреда. Впрочем, контракт этот ничего не прибавил к его актерской репутации.
Чарльз Чаплин не раз говорил, что если на двадцать третьем году жизни у него появилось желание сниматься в кино, то причиной тому было его восхищение французским киноактером Максом Липдером.
В 1912 году французское кино еще господствовало на экранах всего мира. Кроме французской школы, в кино не было ни одной комической школы, заслуживающей внимания. Макс Линдер намного превосходил всех своих соперников (различных Ри-гаденов, Леонсов, Онезимов, Розали, Литтл-Морицев). Он был самым выдающимся комиком, и Чаплин мог восхищаться им на экранах Лондона, Парижа или Нью-Йорка. Линдер познакомил весь мир с типичным французом — элегантным, галантным, насмешливым, завсегдатаем бульваров, вечно готовым впутаться в самые эксцентричные приключения, если речь шла о покорении какой-нибудь красотки. В таких делах Линдер обычно преуспевал. Его богатый оттенками сдержанный комизм резко отличался от пантомим Карно, построенных на бесконечных падениях и бешеной, сумасшедшей погоне за спортивным рекордом, деньгами или должностью. Иронический, меланхоличный Макс никогда не прибегал к «неожиданным пушечным выстрелам». Он предпочитал галантное ухаживание, построенное на острой и тонкой сатирической наблюдательности. Причудливый рисунок его игры был подобен кружеву, брошенному к ногам красавицы.
Смелости у молодого Чаплина было достаточно. Вскоре после конкурса травести на Джерсее он вторично отправился в Соединенные Штаты. Новым турне труппы Карно опять руководил его друг Альфред Ривс. Некоторые актеры взяли с собой жен и детей. Предстояло длительное пребывание в Америке, и многие семьи задумывались, не обосноваться ли в Соединенных Штатах навсегда. Контракты были сравнительно выгодны. На этот раз труппа путешествовала не на грузовом судне, а на пакетботе, направлявшемся в Нью-Йорк.
Чарльз Чаплин тоже подумывал об окончательном переезде в Америку. С волнением ждал он, когда па горизонте появится Статуя Свободы, подаренная Францией к столетию американской революции. Пакетбот встал на рейде в нью-йоркском порту, и молодой актер повторил в драматически шутовском тоне вызов знаменитого героя бальзаковских романов Растиньяка, созерцавшего Париж с высот кладбища Пер-Лашез. Первые успехи иной раз кружили голову Чаплину, и на молчаливого юношу находили приступы высокого красноречия.
«С пафосом и заносчивостью юности, — писал он позже, — я восклицал, указывая товарищам на нью-йоркские небоскребы: «Держись, Америка, я покорю тебя!..»
Мечтая о славе, молодой актер рассчитывал на кино. Едва лишь определился успех труппы Карно в Нью-Йорке, Чаплин обратился к своему другу Альфреду Ривсу с предложением: нельзя ли во время следующих турне по Соединенным Штатам выделить одну-другую тысячу долларов? Можно было бы купить камеру, ставить и выпускать фильмы с участием своих же артистов. В те времена этот план не был утопией. В 1910 году бывшим букмекерам Кессолю и Баумену хватило трех тысяч долларов, чтобы основать кинофирму. Теперь они уже являлись видными деятелями американской кинопромышленности.
В свободное от спектаклей время актеры Карно не раз заглядывали в маленькие кинотеатры, называвшиеся тогда «никель-одеонами»[5]. Берт Уильяме вспоминает об одном сеансе, на котором он был вместе с Чаплиным. В зале было накурено, пахло потом и апельсиновыми корками, под ногами трещала скорлупа земляных орехов. После каждого фильма (длились они не больше четверти часа) на экране появлялось объявление. Оно призывало дам снять свои огромные шляпы, чтобы не мешать соседям…
Чарльза Чаплина никак нельзя было назвать спокойным зрителем. В самых драматических местах он испускал комические вопли, а во время любовных сцен, воспроизводя движения губ артистов, превращал немые фильмы в звуковые, подражая то голосу мужчины, то голосу девушки. Некоторые зрители смеялись, другие протестовали. Фарс закончился небольшим скандалом. Служащий кинотеатра весьма нелюбезно выпроводил Чаплина из зала, который посещали главным образом эмигранты.
За пять лет в Соединенных Штатах было открыто 20 тысяч «никель-одеонов». Программа в менялась чуть ли не каждый день. Эти доступные кинозалы поглощали в неимоверном количество фильмы самых разнообразных жанров. Особенно велик был спрос на комические фильмы. За две недели до высадки Чаплина в Америке компания «Кистоун» выпустила свой первый фильм — «Коуэн на Кони-Айленд».
Фирма «Кистоун» была новым предприятием кинопромышленников Кесселя и Баумена. Бывшие букмекеры поручили руководство студией молодому Мак-Сеннету, перешедшему к ним из труппы самого знаменитого американского режиссера Дэвида Уорка Гриффита. Мак-Сеннет был одновременно режиссером, постановщиком, сценаристом и актером. «Кистоуновские комедии» начали пользоваться успехом в Соединенных Штатах, когда звездой компании стал актер Форд Стерлинг.
Стерлинг был высок ростом, созданный им герой был груб, вспыльчив, язвителен. Обычными его атрибутами были сюртук, цилиндр и козлиная бородка. Внешне он напоминал «дядю Сэма» — карикатурное олицетворение Соединенных Штатов.
Облик Форда Стерлинга был, несомненно, американский, что, однако, не исключало влияния французских фильмов на кистоуновские комедии. Мак-Сеннет не раз повторял, что знаменитых «кистоун-копс» — полицейских в своих фильмах с погонями — он создал, приспособив к американским условиям жандармов и шпиков из комических лент фирм «Гомон» и «Патэ». Сеннет-актер начал с подражания Максу Линдеру. А экстравагантность его первых сценариев немало обязана экстравагантности Онезима, Бабила, Литтл-Морица и других комических персонажей, созданных в Париже или Ницце Жаном Дюраиом или Бозетти — этими чародеями комической нелепости. Я слышал, как Мак-Сеннет рассказывал в Каннах во время фестиваля 1952 года о конфликте, который сорок лет назад произошел у него с требовательным Фордом Стерлингом:
«С тех пор как он начал пользоваться успехом, он возомнил себя незаменимым. Однажды он явился ко мне в контору и предъявил новые требования. Мы им дорожили, дела шли хорошо… в конце концов я предложил ему баснословную сумму — 500 долларов в неделю.
Форд Стерлинг изменился в лице, когда я назвал цифру. Я решил, что он согласится. Но после минутного молчания он пересилил искушение и ушел из конторы: ему нужно было подумать. Через три дня он отказался. Таким образом я присутствовал при рождении фантастической карьеры. Сорвись с губ Форда Стерлинга ожидаемое мною «да», и Чаплин, несомненно, стал бы величайшей звездой мюзик-холла, но никогда не появился бы в кино…»
