Анатолий Гуськов - Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации.
Вот так и началась моя деятельность в Литве.
Поздно ночью, перейдя границу Литвы, наша группа чекистов в закрытом автобусе, который нас ждал в обусловленном месте, прибыла в советское посольство в Каунасе. Там нас полностью экипировали под местных жителей, много и долго инструктировали о положении дел в стране пребывания и после небольшого отдыха вечером следующего дня надо было выехать к месту предстоящей работы. Мне, в частности, в Зарасайский уезд, город Зарасай, что расположен в восточной части страны.
Автобус по маршруту Каунас — Укмерге — Утена — Зарасай отходил в 18.00.
Войдя в автобус, я осмотрелся, оценивая, где мне лучше устроиться. При этом старался забиться в уголок и уединиться, но, как часто бывает, возникло препятствие — таких мест не оказалось. Пришлось садиться рядом с человеком интеллигентного вида в возрасте 40–45 лет, любезно предложившего мне место у окна. Конечно же, я сразу заподозрил в нем контрразведчика «Совгума» полиции и стал лихорадочно обдумывать, как мне себя вести. Придумываю — изобразить страдальческую физиономию нездорового человека или обремененного какими-то переживаниями, с тем, чтобы никто не обращался ко мне с разговорами. Но не успели мы отъехать от станции, как мой сосед обращается ко мне с вопросами: «Вы далеко едете, где живете постоянно, где работаете» и т. д. Вот, думаю, попал прямо в пекло. Сначала старался отвечать односложно, боясь показать свое невежество в знании языка, часто переспрашивал вопросы, притворившись, что ко всему прочему я еще и плохо слышу, но затем, осмелев, стал вступать в разговор несколько свободнее. Оказалось, что мой сосед являлся корреспондентом одной из буржуазных газет и направлялся в Зарасай по своим служебным делам. Он вскоре определил по моему акценту, что я уроженец сельской местности Зарасайского уезда. Я охотно подтвердил это и даже улыбнулся от удовольствия. О себе попутчику сказал, что еду к родителям в селение, т. к. отец сильно заболел. К концу пути мы уже «подружились», корреспондент рассказывал мне какие-то забавные истории, сам весело смеялся, а я, не все понимая, делал вид, что мне очень смешно и тоже смеялся с глупым выражением лица.
В Зарасай прибыли часов в И вечера. Кругом темно, безлюдно. Мой попутчик приглашает меня ночевать к своим родственникам, но я упорно отказываюсь, не зная, как от него избавиться. Тогда он, понимающе подмигивая, говорит, что у меня, наверное, есть здесь знакомая девушка. Я от радости, что он нашел удачный выход, киваю головой, подаю ему руку и исчезаю в темноте.
Отойдя немного от автобусной станции, подождал, пока прибывшие со мной пассажиры разойдутся, а затем стал медленно прохаживаться по улицам, читая их названия и запоминая план города, тем более, что спешить было некуда, никто меня не ждал. Спустя час на улицах города не было ни души, только одиночные полицейские с резиновыми дубинками в руках прохаживались вразвалку по освещенным участкам улиц.
Вскоре я нашел улицу, где проживал Ионас Кузма, член буржуазной правительственной партии таутиников, вступивший в нее по заданию Коммунистической партии. Ионас Кузма знал, что я к нему приду по следующему паролю: «Господин Кузма, я Алексас, прибыл из селения по поручению Ваших родителей». На его вопрос, «Что случилось?» я отвечаю: «Ваш отец заболел». Кузма: «Проходите в дом и расскажите подробнее».
Улица, на которой стоял дом Кузмы, находилась на окраине города. Все домики в этом районе были одноэтажными с приусадебными участками и садами. Ночью здесь, кроме лая собаки, ничего не было слышно. Все как бы застыло в глухом оцепенении.
Несколько раз я подходил к дому Кузмы, но каждый раз принимал решение еще раз убедиться, что за мной нет слежки. И вот решаю пойти последний раз мимо длинного забора, ограждавшего лесосклад. Когда возвращался обратно, мои шаги по тротуару так громко стучали, что мне казалось, вот-вот все должны проснуться. Видимо, я находился в высшей стадии напряжения, и окружающая тишина действовала угнетающе.
Вдруг над забором появилась лохматая голова с бородой и хриповатым ото сна голосом спросила: «Понас, кек добар валанда?» (Господин, сколько теперь времени?) Для меня это было такой неожиданностью, что от испуга потерял дар речи, никак не могу сообразить, как нужно ответить, рука невольно скользнула в карман брюк, где лежал пистолет «Вальтер». Потом, взяв себя в руки, посмотрел на часы и ответил: «Теперь три часа». Старик, видимо, принял меня за пьяного и некоторое время наблюдал за мною. А я действительно шел какой-то неверной походкой, покачиваясь из стороны в сторону, и вновь подозрение — не является ли это слежкой за мной. Но, убедившись в абсолютной тишине, направился к заветному дому.
Позвонил в дверь, вскоре послышался мужской голос: «Кто здесь?». Ответил по заученному паролю, и вот я в доме Кузмы. Приветствуем и смотрим друг на друга в упор. Затем короткое объяснение и начались хлопоты гостеприимного Ионаса. Ионас Кузма был человеком среднего роста, плотного телосложения, даже несколько плотноват, возраст 45 лет, лицо открытое, добродушное, держался очень скромно, даже несколько застенчиво.
Пока Ионас Кузма готовил ужин или завтрак, определить трудно, было около 9-ти часов утра, мы непрерывно вели разговор. К моему большому удовольствию оказалось, что Ионас владел, хотя и очень слабо, русским языком. Поэтому в дальнейшем разговоре мы нередко переходили с литовского на русский язык и наоборот. Это очень сильно помогало во взаимопонимании. Кстати, следует заметить, что в дальнейшей совместной работе он очень хорошо помог мне в совершенствовании разговорной литовской речи, а я, в свою очередь, освоить ему русский язык.
Семья Кузмы состояла из четырех человек — жены и двоих детей школьного возраста. Ионас посоветовал на первое время поселиться у него в доме, на чердаке, в небольшой, но удобной комнатке. Так я и поступил.
В первые дни пребывания большую часть времени проводил в городе, внимательно изучая оперативную обстановку, размещение учреждений и административных органов — полиции, прокуратуры, суда, тюрьмы, которая красовалась в самом центре города. Заходил в кафе и рестораны, столовые и даже магазины, хотя и до настоящего времени ходить в них не люблю.
Недалеко от дома облюбовал небольшое кафе, которое было при молочном магазине, и договорился с хозяйкой о ежедневном питании (завтрак, обед, ужин).
Время шло, и люди, с которыми приходилось встречаться, ко мне привыкли. Однако на разговоры я старался быть скупым и чаще пользовался ушами, а не языком. Нередко приходилось слушать чудовищные и обидные разговоры о нашей стране, о советских людях, но делал вид, что это меня не касается. Приведу к примеру один эпизод.
