Борис Соколов - Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «красного маршала»
Проступки бедняг, в общем-то, были ничтожны. Может быть, и наказание покажется не таким уж суровым, но надо принять во внимание, что, подобно Тухачевскому, юноши буквально бредили военной службой и каждое взыскание воспринимали как жизненную трагедию. Посторонкин пишет, в чем они провинились: «Красовский отправился в городской отпуск, будучи подвергнут лишению отпуска лично фельдфебелем, причем на эту крайность решился лишь после того, как фельдфебель несколько недель подряд лишал его права на отпуск.
Авдеев отправился в отпуск в неформенном обмундировании, приобретенном на собственные средства, и хотя дежурный офицер не обратил никакого внимания на это обстоятельство, тем не менее фельдфебель доложил ротному командиру и настаивал на строжайшем взыскании с виновного. Яновский был доведен до самого подавленного состояния тем обстоятельством, что фельдфебель наказал его неотлучкой, не разрешил ему отправиться на свидание с приехавшей из провинции сестрой. Фельдфебель не мог отменить наложенного им взыскания, несмотря ни на какие мольбы и доводы несчастного юнкера. Яновский, оставшись в роте, застрелился в умывальной комнате, и труп его был обнаружен лишь после вечерней переклички.
Все это едва не вызвало расследований главного начальства военно-учебных заведений (вероятно, руководству училища удалось замять скандал, покрыть своеобразную „дедовщину“ молодого перспективного юнкера-фельдфебеля; точно так же покрывали и даже поощряли „неуставные отношения“ в советской, а потом в новой российской армии. — Б. С.). Тем не менее властный и самолюбивый, но холодный и уравновешенный Тухачевский был постоянно настороже, чутко озираясь на все, что могло бы так или иначе угрожать его служебной „карьере“».
Данный эпизод решительно отвергается теми, кто знал Тухачевского уже по службе в Красной Армии. Они в один голос свидетельствуют о необычайной вежливости и корректности Михаила Николаевича, о его заботе о подчиненных, всегдашней готовности помочь бойцам и командирам, в том числе в решении чисто житейских проблем, и, соответственно, о том, что в войсках Тухачевского любили. Но я думаю, тут нет противоречия. Просто в бытность в юнкерском училище Тухачевский сознавал, что в тот момент его продвижение по службе всецело зависит от начальства, а не от дружбы с однокурсниками-юнкерами. Поэтому и демонстрировал максимальную требовательность и взыскательность, чтобы отцы-командиры оценили по достоинству и не препятствовали закончить училище первым. А это давало право свободного выбора вакансий, в том числе в гвардейские полки. Для выходца из бедной дворянской семьи, не имевшего связей среди генералитета, это был, по существу, единственный путь, обеспечивающий неплохой старт карьере. Потом же, когда Тухачевский стал полководцем, он прекрасно понимал, что успех зависит от того, насколько солдаты и офицеры верят в своего командира, в его удачу и готовность заботиться о подчиненных. Думается, что по природе Тухачевский не был злым человеком. И без особой на то нужды гадостей людям не делал, тем более их не губил. Правда, нет никаких данных, что юный фельдфебель в ту пору или впоследствии испытывал угрызения совести о трех товарищах, покончивших с собой из-за его придирок. Впрочем, мы вообще очень мало знаем о Тухачевском-юнкере. Ведь подавляющее большинство сокурсников Михаила Николаевича, подобно пострадавшему от него Георгию Маслову, сложили голову в сражениях первой мировой и гражданской или сгинули в безвестности в эмиграции, так и не написав, из-за тягот жизни на чужбине, воспоминаний. Так что свидетельство Посторонкина здесь — едва ли не единственное.
Подчеркнем, что требовательность Тухачевского к товарищам по училищу могла быть вызвана отнюдь не только соображениями карьеры, как утверждает пристрастный к Михаилу Николаевичу мемуарист. Тухачевский был, что называется, военная косточка, по-настоящему жил интересами службы, за армию, сперва царскую, а потом Красную, буквально «болел», принимая близко к сердцу все ее заботы и проблемы. Он мечтал сделать русские войска непобедимыми, сам работал самозабвенно и того же требовал от подчиненных. Лидия Норд вспоминает, как, уже будучи заместителем наркома обороны, Тухачевский однажды позвонил в четыре часа утра начальнику артиллерии Красной Армии H. М. Роговскому, участливо осведомился: «Спали?» — и, извинившись, поставил далеко не самую срочную задачу: организовать артиллерийский пробег Ленинград — Псков и обратно. А в молодые годы, в училище, Михаил Николаевич, не имея еще житейского опыта, вполне мог не соизмерять свои максималистские требования с возможными трагическими последствиями.
В бытность в училище Тухачевский впервые увидел последнего русского царя. Владимир Посторонкин так описал это знаменательное для всех юнкеров событие: «В дни Романовских торжеств (юбилейных мероприятий по случаю трехсотлетия дома Романовых в 1913 году. — Б. С.), когда Александровскому и Алексеевскому военным училищам приходилось в период приезда Государя-императора с семьей в Москву нести ответственную и тяжелую караульную службу в Кремлевском дворце, портупей-юнкер Тухачевский отменно, добросовестно и с отличием исполнял караульные обязанности, возложенные на него.
Здесь же впервые Тухачевский был представлен Его Величеству, обратившему внимание на службу его и особенно на действительно редкий случай для младшего юнкера получения портупей-юнкерского звания. Государь выразил свое удовольствие, ознакомившись из краткого доклада ротного командира о служебной деятельности портупей-юнкера Тухачевского».
Это свидетельство как будто противоречит утверждениям сестер Михаила Елизаветы и Ольги и друга Николая Кулябко о его антимонархических настроениях еще в юношеские годы. Однако, если вдуматься, никакого противоречия тут нет. Ведь Посторонкин не был близко знаком с Тухачевским, и тот, конечно же, не мог доверить ему свои сокровенные чувства. С другой стороны, Михаил не был столь глуп, чтобы демонстрировать нелюбовь к царю, стоя в почетном карауле, хотя бы небрежным исполнением караульных обязанностей или публичной дерзостью при представлении императору. Свою должность он всегда исполнял образцово, и тем более в столь ответственный момент юбилейных торжеств.
И в кадетском корпусе, и в юнкерском училище Тухачевский оставался убежденным атеистом, хотя уже, наученный горьким опытом в пензенской гимназии, не выказывал публично своего неверия. Известный музыковед, друг и биограф композитора и пианиста Сергея Танеева, Леонид Сабанеев, вхожий в семейство Тухачевских, свидетельствовал: Михаил был юношей «весьма самонадеянным, чувствовавшим себя рожденным для великих дел», причем порой «это у него носило характер мальчишества: он снимался в позах Наполеона, усваивал себе надменное выражение лица. По-видимому, он был лишен каких бы то ни было принципов, — тут в нем было нечто от „Достоевщины“, скорее от „Ставрогинщины“. Он, видимо, готовился в сверхчеловеки». Здесь под отсутствием принципов недружественно настроенный к Тухачевскому Сабанеев, несомненно, имеет в виду отсутствие религиозно-нравственных, христианских принципов.
