Васант Джоши - Ошо. История жизни независимого мистика
Говоря о своем первом, самым глубоком переживании смерти, Ошо рассказывает:
«В возрасте семи лет я выжил, но глубоко прочувствовал смерть, не на себе, но на примере деда с материнской стороны. Я был так привязан к нему, что его смерть показалась сродни моей собственной. При приближении смерти мой дедушка утратил речь. Мы в нашей деревне целые сутки ждали, что будет дальше. Однако никаких улучшений не наступило. Я помню, как он старался что-то сказать, но не мог. Он хотел что-то сказать, но не смог произнести этого. Вот нам и пришлось везти его в город на запряженной волами повозке. Медленно, одно за одним, его чувства начали сдавать. Он умер не сразу, но медленно и мучительно. Сначала отказала речь, потом слух, затем он закрыл глаза. Сидя рядом с ним в повозке, я наблюдал все очень близко, а нам предстоял путь в тридцать два километра… Все происходившее тогда было выше моего понимания. Эта смерть была первой, свидетелем которой я стал, и я даже не понимал, что он умирает… Медленное угасание его чувств и сама его кончина глубоко врезались в мою память».
Для Ошо вместе с уходом любимого дедушки рухнул весь мир. Ошо продолжает описывать то, как он чувствовал себя после его смерти:
«Когда он умер, мне казалось предательством принимать пишу. Да, мне просто не хотелось жить. Я ощущал, хотя и по-детски, что произошло нечто очень значимое. Три дня я просто лежал. Я просто не вставал с постели. Я повторял — если он умер, я тоже не хочу жить. Я остался жить, но в эти три дня я сам пережил смерть. Я как бы умер, и я пришел к пониманию — теперь я могу сказать относительно того раза, что это было смутное переживание, — я как бы почувствовал, что смерть невозможна».
Эта смерть повлекла за собой еще одну глубокую перемену в Ошо как в отдельной личности — разрушение горячей, глубоко личной привязанности принесло свободу, возможность быть единственно самим собой — и быть одиноким. Ошо утверждает:
«Смерть взглянула на меня до того, как началась настоящая жизнь. В самом начале моей жизни была разрушена сама возможность того, что кто-то станет для меня важней меня самого. Первоначально существовавшая ценность была низвергнута… Само понятие существования в одиночестве завладело мной в возрасте семи лет. Одиночество стало моей природой. Его смерть навсегда освободила меня ото всех видов человеческих привязанностей. Его смерть стала для меня смертью всех связей. С тех пор я не мог завязать с кем-либо хоть сколько-нибудь прочных уз. Как только мои отношения с кем-либо становились слишком близкими, на меня падал взгляд смерти».
Это не означает, что смерть сделала его нелюдимым — только то, что он перестал смотреть на других с точки зрения налаживания прочных отношений. С тех пор смерть сопровождала каждое живое существо, с которым он вступал в близкий контакт. Он воспринимал действительность с той точки зрения, что человек, с которым он почувствовал хоть какую-то близость, назавтра может исчезнуть. Самое существование смерти и бесплодность поисков каких бы то ни было прочных отношений привело его к пониманию, что одиночество делает человека по-настоящему счастливым. Вот как Ошо объясняет это:
«По мере того как это чувство одиночества становилось все глубже и глубже, в моей жизни стало появляться нечто новое. Сначала это одиночество делало меня несчастным, но понемногу оно начало превращаться в счастье… С тех пор я никогда не чувствовал себя несчастным».
Для него стало очевидным, что его одиночество — это фактически состояние самодостаточности; это состояние, в котором он более не чувствует себя зависимым от других. Это стало на самом деле свободой от зависимости, что навсегда сделало его счастливым. Он утверждает:
«У меня уже не было иного пути, как только обратиться назад, к самому себе. Я был, так сказать, выкинут назад, к самому себе. Постепенно это делало меня все более и более счастливым. Позже я пришел к ощущению, что это близкое созерцание смерти в нежном возрасте стало для меня скрытым благословением».
Это событие возымело глубокое влияние на взросление ребенка. Сам Ошо говорит об этом в следующих выражениях:
«Это событие можно рассматривать как первое из оставивших глубокий след в моей душе. С этого дня, каждый день, каждую минуту осознание жизни неизменно ассоциировалось у меня с осознанием смерти. С того момента быть или не быть стало для меня одинаково ценным».
После смерти деда Ошо отправился в дом своих родителей и всей их семьи в Гадарвару. В то время Гадарвара была небольшим городом с примерно 20 000 жителей. Город был расположен в 100 км от города Джабалпур. Его обитатели принадлежали по большей части к народности хинди и занимались торговлей зерном и тканями, а сам город был окружен деревнями, где жили крестьяне-земледельцы.
В семилетнем возрасте Ошо определили в начальную школу Пундж в Гадарваре. Но даже в таком раннем возрасте его творческому уму было тесно в рамках традиционного обучения, и он всячески уклонялся от учебы. В самом начале, почти два года, уговорить его пойти в школу было чрезвычайно сложно. Чтобы увильнуть от похода в школу, он иногда придумывал истории. Однажды он вернулся домой в слезах, говоря, что он больше не пойдет в школу, потому что учитель подверг его телесному наказанию. Мать его огорчилась и попросила младшего дядю Ошо, Шикхарчанда, пойти и все немедленно выяснить у самого учителя. Шикхарчанд взял юного Ошо и направился с ним в школу. По пути, однако, Ошо признался дяде, что притворялся и учитель его не наказывал. Ему просто не нравилось ходить в школу.
Ошо никак не мог привыкнуть к тупому, бессмысленному заучиванию и наплевательски относившимся к работе учителям. Он не нашел чего-то, что ему хотелось бы изучать, не видел в школе ничего, кроме скучных слов, чисел и ничего не значащих деталей — ничего достаточно полезного для продвижения в его внутренних исканиях. Это окончательно разочаровало его в обычных школьных занятиях и фактически породило величайшее отвращение ко всем предметам, изучаемым в школе. Ошо так говорит о тех сильных чувствах, что обуревали его в то время:
«С самого детства у меня не было интереса ни к одному из предметов, которым обучали в школе — такова моя несчастная история! Я всегда удивлялся, зачем надо запоминать эти глупые названия. Почему, за какие грехи нас наказывают, заставляя запоминать имена каких-то людей, даты, точные даты, точные имена? Ведь все, что создали эти люди, это нечто уродливое! История — это полная ерунда! За что нас так наказывают? Поэтому я никогда не ходил на уроки истории. Я никогда не интересовался изучением языка, ни одного языка, никакого.
