Саймон Моррисон - Лина и Сергей Прокофьевы. История любви
Чарльз обожал Лину. Он называл ее то «кнопкой», то baala, что в переводе с санскрита означает «малышка». Его жена, которую Лина запомнила как старомодную русскую матрону, относилась к девочке холодно и не скрывала, что устала от мужа – так же, как и он от нее. Они были театралами и приглашали Лину с родителями на оперетты Гильберта и Салливана[32] и спектакли по пьесам У. Б. Йитса. Лине понравились комические оперы «Микадо» и «Пензансские пираты», но она не поняла загадочную кельтскую драму «Графиня Кэтлин». Чарльз безуспешно пытался объяснить ей смысл произведения Йитса, но единственное, что запомнилось ребенку, – много людей в шлемах и боевые сцены.
В феврале 1915 года благодаря Джонстонам Лина попала на прием и банкет, устроенные на борту российско-американского океанского лайнера «Курск». Собралось пестрое интернациональное общество… С этого приема нью-йоркское Русско-американское общество при активной поддержке жены русского посла, мадам Бахметьевой (Бахметевой), начало кампанию по сбору пожертвований пострадавшим от войны в России. Вера Джонстон была членом исполнительного комитета, а Лина ее особым гостей. В не по сезону теплый зимний вечер на борт «Курска» поднялись дамы в отороченных мехом пальто и длинных бархатных платьях в модном в то время средневековом стиле. Помимо танцев, устроенных после обеда, выступала группа Domba (от древнеиндийского слова dombas – «бродячий музыкант». – Пер.) в национальных костюмах с программой восточной народной музыки. То, что музыканты были родом из Индии, а не из России, наводит на мысль, что в организации концерта Вера прибегла к помощи мужа.
Третьей Верой, присматривавшей за Линой в отсутствие родителей, была Вера Янакопулос, бразильская певица греческого происхождения. У этой женщины был роман с русским, Алексеем Сталем, адвокатом, который приехал в Соединенные Штаты из России в 1918 году, где служил прокурором. По словам Лины, он был мэром Москвы, но в действительности являлся членом Временного правительства, сформированного после отречения русского царя в 1917 году. Когда к власти пришли большевики, ему пришлось бежать из России, спасаясь от угрозы расстрела. Истинную революцию совершил Владимир Ленин, а не горстка беспомощных буржуа, сформировавших Временное правительство. Большевики не проявили милосердия к царю Николаю II и членам его семьи. В сильном подпитии Сталь любил рассказывать гостям дома на Стейтен-Айленде истории о собственном чудесном спасении.
Лина восхищалась им на расстоянии, осознавая опасность, таившуюся в его обаянии и лукавом взгляде. Рыжая борода только усиливала сходство с хитрой лисой. Возлюбленная Сталя, Вера, которую он называл «примадонной», была его полной противоположностью: очаровательная, добросердечная, бегло говорящая по-французски. Для Лины она была идеальным образцом для подражания.
Благодаря этим связям Лина в 21 год получила свою первую работу. Это была в основном канцелярская работа, но у нее появилась уникальная возможность получить представление о международной политике. В 1919 году Лина в течение месяца работала помощницей у Екатерины Брешко-Брешковской, которую называли бабушкой русской революции. Ее дважды ссылали в Сибирь за членство в анархических и социалистических организациях в России, она агитировала за свержение царя Николая II и была членом Временного правительства, сформированного после отречения царя. Ходили слухи, будто Брешко-Брешковскую казнили в 1918 году, но, очевидно, ей удалось бежать из России. Брешко-Брешковской было 75 лет, когда она приехала в Соединенные Штаты; позади были три десятилетия активной политической жизни и еще пятнадцать лет ждали впереди. В январе 1919 года Брешко-Брешковская, совершив плавание через Тихий океан, высадилась в Сиэтле, откуда началось ее путешествие по территории Соединенных Штатов, в ходе которого она рассказывала о том, что творится на ее родине, – о голоде, грабежах и насилии. Она была гостьей в Халл-Хаус в Чикаго, благотворительном центре, оказывавшем всевозможную помощь вновь прибывшим эмигрантам из разных стран. В своих выступлениях она в пугающих подробностях описывала невыносимые страдания русских людей. Ее сторонники, включая таких прогрессивных женщин, как Лиллиан Уолд, Джейн Аддамс, Элис Стоун Блэквелл, возвеличивали Брешковскую за ее самоотверженность, за активную деятельность по сбору средств для оказания помощи русским сиротам.
Спустя десять дней она сошла с поезда на Центральном вокзале Нью-Йорка, где ее встретили с цветами восторженные поклонники. Оттуда она отправилась в «Сеттлемент на Генри-стрит», дочернюю организацию Халл-Хаус, обслуживавшую иммигрантов Нижнего Ист-Сайда. Брешковская сделала дом на Генри-стрит своим штабом в Нью-Йорке.
История Брешковской почти не отличалась от истории хозяина дома на Стейтен-Айленде Алексея Сталя; оба бежали из России, чтобы сохранить жизнь. Однако, в отличие от Сталя, Брешковская не теряла активную жизненную позицию. Даже в изгнании она вела кампанию против Советской России, утверждала, что необходимы перемены. Бабушка не только занималась сбором средств; в своих выступлениях она предупреждала об опасности большевизма и высказывалась в поддержку Лиги Наций. Она осуждала большевиков и их лидера Ленина, называя их безрассудными фанатиками, управляемыми германскими агентами. Русская революция не что иное, как государственный переворот, заявляла она, и это ставило под сомнение идею социализма.
Лина, работавшая машинисткой и при необходимости переводчиком, не переставала удивляться своему работодателю. Несмотря на богатый жизненный опыт, Брешковская любила изображать наивность, делала вид, будто она простая, безобидная старушка. Она произвела на Лину парадоксальное впечатление: «очень старая дама» притворялась аполитичной, «конечно, не большевичка» и «далека от тоталитаризма»[33].
Брешковская пыталась объяснить американцам разницу между социалистами и большевиками, которые, по ее мнению, были большими диктаторами, чем цари. «Трудно говорить о России, если вы не понимаете Россию», – заявляла она[34].
Лину поразили феминистские высказывания начальницы – впрочем, в то время девушка такого слова не знала. Брешковская считала, что женщины, особенно решительные американские женщины, являются надеждой человечества. Она приветствовала борьбу за избирательное право женщин и подчеркивала важность образования в стремлении к справедливой жизни. Как она выразилась в разговоре с Лиллиан Уолд, образование убережет людей от «обольщения, искушения, обмана и потерянности»[35]. Лина, будучи еще довольно наивной, вспоминала наиболее неопределенное значение выражений «фундаментальные основы добра» и «гуманитарные принципы»[36].
