Джон Стейнбек - Русский дневник
1
И тут до нас дошло, что о некоторых сторонах российской жизни вообще никто не писал, а это как раз то, что интересует нас больше всего.
Сначала нужно рассказать, как возникла идея этой поездки и какая у нее была цель. В конце марта я (пишу от первого лица по специальной договоренности с Джоном Гюнтером[4]) сидел в баре отеля Bedford на 40-й улице Нью-Йорка. Пьеса, которую я писал, в четвертый раз рассыпалась и утекла между пальцами. Я сидел около барной стойки и думал, что делать дальше. В этот момент в бар вошел Роберт Капа. Он выглядел довольно уныло. Игра в покер, которой он был занят несколько месяцев, наконец закончилась. Его книга ушла в печать, и теперь ему было нечем заняться. Всегда отзывчивый бармен Уилли предложил ему Suissesse – коктейль, который он делает лучше всех в мире. Мы были в депрессии, причем не столько от самих новостей, сколько от того, как их подают. Потому что новости – это уже не новости, по крайней мере, в той их части, которая привлекает к себе наибольшее внимание. Новости стали уделом знатоков. Человек, сидящий за письменным столом в Вашингтоне или Нью-Йорке, читает телеграммы и перекраивает их так, чтобы они соответствовали его восприятию мира и были достойны его подписи. Так что то, что нам сегодня преподносят как новость, часто вовсе не новость, а мнение одного из полудюжины ученых мужей о том, что означает эта новость.
У русских должна существовать личная жизнь, о которой мы не можем ничего прочитать, потому что у нас никто не писал об этой жизни.
Вилли поставил перед нами два бокала бледно-зеленого Suissesses, и мы начали обсуждать, что осталось в мире такого, чем мог бы заняться честный человек либеральных взглядов. В газетах каждый день обсуждалась Россия: о чем думает Сталин? Каковы планы русского Генерального штаба? Диспозиция войск, эксперименты с атомным оружием и управляемыми ракетами. И все это писали люди, которые в СССР не бывали и чьи источники информации были небезупречны. И тут до нас дошло, что о некоторых сторонах российской жизни вообще никто не писал, а это как раз то, что интересует нас больше всего. Как там люди одеваются? Чем ужинают? Устраивают ли вечеринки? Какая там вообще еда? Как они любят и как умирают? О чем говорят? Что они танцуют, о чем поют, на чем играют? Ходят ли их дети в школу? Нам показалось, что хорошо бы узнать обо всем этом, сфотографировать этих людей, написать о них. Русские политики «задираются» – в точности как наши. Но у тамошней жизни должна быть и другая важная сторона, как есть она здесь, в Америке. У русских должна существовать личная жизнь, о которой мы не можем ничего прочитать, потому что у нас никто не писал об этой жизни и никто не фотографировал простых людей.
Вилли смешал еще пару коктейлей и согласился с нами: ему такие вещи тоже интересны, и он хочет о них прочитать. Мы решили попробовать сделать простой репортаж с фотографиями. Нам хотелось поработать вместе. Мы были намерены избегать политики и государственных тем, держаться подальше от Кремля, от военных и от их планов. Мы хотели дойти до русских людей – если сможем. Надо признаться, что мы тогда не знали, получится это у нас или нет, и, когда мы поделились нашими планами с друзьями, они были совершенно уверены, что не получится.
Мы рассуждали так: если мы сможем это сделать – хорошо, из этого получится хорошая история, а если не сможем, то из этого тоже получится история – история о том, как мы не смогли это сделать. Мы позвонили Джорджу Корнишу из New York Herald Tribune и за обедом рассказали ему о нашей задумке. Он согласился с тем, что это неплохая идея, и предложил нам всяческую помощь.
Мы договорились вот о чем. Не надо лезть на рожон. Мы должны постараться не критиковать и не хвалить, делать честные репортажи о том, что мы видели и слышали. Мы будем обходиться без редакционных комментариев и без выводов о том, что мы недостаточно хорошо знаем. Мы не будем злиться на бюрократические проволочки. Мы понимали, что увидим много непонятного, неприятного и неудобного, но за границей всегда так бывает. А еще мы решили, что если в репортажах и появится критика, то мы будем критиковать что-то только после того, как сами это увидим, а не раньше.
Наша заявка на получение виз своевременно ушла в Москву, и через разумное время мы получили ответ. Я пришел в российское консульство в Нью-Йорке, где генеральный консул мне сказал:
– Мы согласны, это хорошая идея, но зачем вам брать фотографа? У нас в Советском Союзе есть много фотографов.
– Но у вас нет Капы, – ответил я. – Если уж делать такую книгу, то нам с ним вместе, в сотрудничестве.
Итак, было проявлено некоторое нежелание впускать в Советский Союз фотографа, но никто не мешал приехать мне. Это показалось нам странным, ибо цензура может проконтролировать фотопленку, но не ум наблюдателя. И тут стоит рассказать об одном наблюдении, которое подтверждалось в ходе всей нашей поездки. Оказывается, фотоаппарат – один из самых пугающих видов современного оружия, особенно для людей, которые были на войне, которые подвергались бомбардировкам и обстрелам. Ибо за любой бомбежкой неизменно стоит фотография. За разрушенными городками, городами и заводами стоит аэрофотосъемка или карта, которую нарисовал шпион – как правило, с фотоаппаратом. Поэтому фотоаппарат – это опасный инструмент, а человек с фотоаппаратом сразу становится подозрительным, и все смотрят, куда он идет. Не верите? Попробуйте появиться с фотоаппаратом Kodak Brownie № 4 где-нибудь рядом с Ок-Риджем[5], или с Панамским каналом, или едва ли не в любой из ста наших зон, где проводятся какие-то эксперименты. Сегодня в сознании большинства людей фотоаппарат – это предвестник разрушения. Он подозрителен, и это заслуженное мнение.
По-моему, ни Капа, ни я не надеялись, что у нас получится сделать то, что мы задумали, и то, что это удалось, стало для нас такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Мы очень удивились, когда получили визы, и устроили по этому поводу маленький праздник вместе с Уилли, который стоял за стойкой бара. Но в этот момент со мной произошел несчастный случай, я сломал ногу и два месяца лежал без движения, а Капа тем временем собирал свою аппаратуру.
…Когда стало известно, что мы собираемся в советский союз, нас засыпали советами… в основном они исходили от людей, которые никогда там не были.
Ни один американец на протяжении уже многих лет не приезжал в Советский Союз для профессиональной фотосъемки, поэтому Капа хотел запастись лучшей фототехникой и продублировать ее на случай, если что-то потеряется. Конечно, он приготовил Contax и Rolleiflex, которыми пользовался во время войны, но добавил к ним немало нового. Он вообще набрал очень много всего и так много пленок и ламп, что перевес багажа на полет через океан обошелся ему в три сотни долларов.
