Евграф Комаровский - Записки графа Е.Ф.Комаровского
Сие известие столь сильно поразило княгиню Шаховскую, что у нее отнялась одна нога; невзирая на сие, она была на пути в Россию и остановилась на несколько дней в Карлсруэ, потому что супруга наследного принца ее весьма любила. Узнав о приезде графа Николая Петровича, княгиня Шаховская просила его навестить ее: она убеждала графа донести императрице о болезненном ее состоянии и желала бы сама писать к ее величеству, но не имела никого, кто бы мог сие сделать. Граф послал к ней меня, и с сего времени началось мое знакомство с княгиней Шаховской.
Проводя самым приятным образом всякий день в обществе прелестных принцесс и августейших и почтеннейших их родителей с небольшим три недели, граф Николай Петрович, у которого я исправлял иногда и должность секретаря, отправил меня с депешами к императрице в Петербург, Княгиня Шаховская просила меня развезти письма к своим родным, которых там было много, между прочими — и к Екатерине Ивановне Вадковской.
Нетерпение императрицы видеть великого князя Александра Павловича женатым было так велико, что, прежде чем были ей доставлены портреты принцесс Луизы и Фредерики, которая потом была шведской королевой, — ибо оные со мной были отправлены, — на дороге, проехав Майнц, я встретил большую четверо местную карету, которая, подъехав немного, остановилась, увидя, вероятно, во мне курьера. Я слышал голос, кричавший, чтобы я остановился, потом подходит лакей в придворной нашей ливрее и спрашивает, не курьер ли я, не еду ли от графа Румянцева, и где он теперь находится. Я отвечал, что я послан от него к императрице, и что он из Карлсруэ, откуда я был отправлен, на другой день должен был выехать во Франкфурт-на-Майне. Я узнал от лакея, что в карете ехали графиня Шувалова и Стрекалов, которые и привезли потом в Петербург обеих баденских принцесс. Приехав на станцию, называемую Кипень, по Нарвской дороге, я узнал, что императрица в Царском Селе, куда прямо и отправился, не заезжая в Петербург.
Тогда иностранная часть поручена была князю Зубову. Граф Безбородко, по заключении им мира с Портою, сделан был обер-гофмейстером, андреевским кавалером и оставлен вторым присутствующим членом в Иностранной коллегии, но все имел от императрицы разные поручения. Граф Румянцев, отправляя меня, приказал депеши вручить князю Зубову, что я и исполнил; он обошелся со мной весьма ласково; я воспользовался сим случаем, чтобы поднести ему золотой жетон, выбитый на коронацию императора Франца во Франкфурте. Я заметил, что ему это было приятно; довольно долго расспрашивал меня о всем том, что я видел, спрашивал также, не встретил ли я его брата, графа Валериана Александровича, поехавшего служить волонтером в австрийскую армию, но я с ним не видался; прочитав наскоро партикулярные к нему письма от принца Нассау и графа Румянцева, он сказал мне: «Принц Нассау и граф Румянцев вас очень хвалят», — и отпустил меня. Через несколько дней после моего возвращения в Петербург получается высочайшее повеление в Измайловский полк из дежурства при ее величестве, что я пожалован в сей полк прапорщиком. Я не в состоянии изъяснить моей радости, а особливо мне приятно было видеть, сколько чин мой обрадовал моего зятя Алексея Николаевича и сестрицу мою Анну Федотовну, с которыми я жил вместе. Мое удовольствие еще более увеличилось, когда через несколько часов пришел ко мне фельдфебель 10-й роты, в которую я был записан и в которой мы жили, и с поданной рапортичкой привел рядового для посылок. А так как мундир офицерский уже был у меня готов, то я на другой день поехал явиться к командовавшему тогда Измайловским полком премьер-майору Иосафу Иевлевичу Арбеневу. Это было в четверг, а в воскресенье 15 августа он приказал мне ехать в Царское Село благодарить императрицу. Командовавшие гвардейскими полками всякое воскресенье и праздники ездили с рапортом к императрице во время пребывания ее в Царском Селе.
Приехавши туда, я тотчас пошел к князю Зубову благодарить его за полученный мною чин. Он мне сказал, что после обедни сам представит меня, как дежурный генерал-адъютант, императрице; потом он прислал сказать, чтобы я был представлен дежурным камергером, которым был тогда В. Н. Зиновьев. Во время обедни многие из знатных особ меня обступили, узнавши, что я приехал с Рейна, и осыпали разными вопросами, как то: началась ли война против республиканцев, были ли уже сражения, что говорят о короле французском, и множество других.
Императрице в Царском Селе представлялись после обедни в биллиардной комнате, что подле большой раззолоченной залы, где стоят горы с японским фарфором. Мне велено было там дожидаться. Когда ее величество благодарили за какую-нибудь милость, то можно было становиться и не становиться на колено, но я предпочел сделать первое. Когда камергер меня назвал и государыня пожаловала мне руку, чтобы ее поцеловать, признаюсь, что я крепко прижал ее к моим губам. Императрица в то время, оборотясь к графу Безбородке, сказала ему с небесною ее улыбкою:
— Как он скоро приехал!
Сии слова глубоко врезались в мое сердце. После того подошел ко мне гофмаршал князь Ф. С. Барятинский и сказал мне:
— Вы можете остаться обедать за столом императрицы.
Сие мне было очень приятно. Какой шаг давал в царствование императрицы чин гвардии офицера! Я был тогда наравне со всеми, а мой полковой командир И. И. Арбенев, который в сержантском моем чине не хотел и знать меня, теперь обедает за одним со мной столом, и у кого же — у российской императрицы. После обеда он первый подошел ко мне и просил меня ездить к нему запросто на обед или на вечер, как я хочу.
Я признаюсь в моем малодушии, мне хотелось в полном мундире показаться публике, и я прямо из Царского Села проехал на известную дачу по Петергофской дороге — А. А. Нарышкина, куда по праздникам съезжался почти весь Петербург; я уверен был, сверх того, что хорошо принят буду хозяевами оной, ибо жена А. А. Румянцева, Анна Никитична, была родная тетка графа Н. П. Румянцева, которой я несколько раз привозил от него письма. В ожидании моем не ошибся: я был чрезвычайно ими обласкан и обратил многих тут бывших гостей на себя внимание; несколько раз я должен был в тот же день удовлетворять на те же вопросы. В это время, когда Россия славилась своим гостеприимством, А.А. и А. Н. Нарышкины могли служить примером оного. Всякое воскресенье и праздник, во все лето, на даче их было гулянье, и все приезжающие знакомые и незнакомые были потчеваемы даром чаем, фруктами, конфетками, лимонадом и аршадом…
Принцессы Баденские скоро после того приехали в Петербург, и принцесса Луиза, нареченная в святом миропомазании Елисаветою Алексеевною, избрана была в супруги великому князю Александру Павловичу. Его высочество, известясь, что я привез портрет нареченной его невесты, желал меня узнать, хотя с виду и всякий раз, как мне удавалось с ним встречаться, он отличал меня поклоном с ласковым взглядом или с улыбкою. После обручения было поздравление, на коем находились все гвардейские офицеры. Когда пришла моя очередь, подходит великий князь, увидя меня, сказал что-то своей невесте, и когда мне должно было поцеловать ее руку, она, подавая мне оную, с приятною улыбкою сказала: «Неужели это вы, месье?» Вероятно, она не узнала меня вдруг, в новом моем одеянии.
