Анатолий Уткин - Теодор Рузвельт. Политический портрет
Теодор Рузвельт подошел к сроку своего переизбрания осенью 1882 года, имея шансы на успех. Депутата оценили респектабельные избиратели его округа. Органы массовой информации, например «Нью-Йорк тайме», поднаторевшие на подаче сенсационного материала о незаконных сделках, были вынуждены поддерживать борца с этими сделками в ассамблее штата. Для республиканцев он был находкой, так как выступал блюстителем нравов в политике ― эту роль пытались присвоить себе соперники-демократы. Поддержка влиятельных горожан, прессы и партийного аппарата облегчала путь Рузвельта, позволяла обойтись без интенсивной предвыборной кампании. По сути дела, он провел лишь один массовый митинг. В «Зале лирики» Рузвельт выступил отнюдь не с определением своей платформы (таковой у него не было, да она и не требовалась), а с обличением политических противников. Причем он избрал мишенью не конкретных соперников в борьбе за голоса избирателей, а демократическую партию в целом. Молодой политик претендует уже на общеамериканскую известность, на представительство своей ― республиканской партии в общенациональном споре с демократами.
Эта речь интересна для выявления идейных корней рузвельтовской политической философии. Рузвельт признал за демократами лишь одно достоинство ― последовательность. «На протяжении всей истории нашей нации демократы всегда оставались одним и тем же, неизменным течением». К ее основателю ― Томасу Джефферсону Рузвельт испытывает неприязнь. В его изображении Джефферсон был демагогом, героем толпы, возбудителем самых низменных политических инстинктов, интриганом, врагом лучших элементов общества. Республиканскую партию Рузвельт решительно ведет от А. Гамильтона (известного своим определением народа как «большого зверя»), Вебстера и Клея. В центр своего партийного пантеона Рузвельт поместил президента Линкольна. Сомнительно, чтобы городской аристократ Рузвельт проявлял искреннюю симпатию к бывшему лесорубу из Иллинойса. Он высоко ценил в Линкольне политического деятеля, не допустившего распада американского государства (националистические нотки рано начинают звучать у Рузвельта) и сумевшего «намертво» закрепить господство индустриальных центров над всей Америкой.
Своим избирателям Рузвельт обещал и впредь продолжать дело «очищения» общественной деятельности от злоупотреблений. Он верно обнаружил нерв эпохи ― отношение широких кругов американцев к всевластию монополий. Монополистическим объединениям, колоссально усилившимся к концу XIX века, противостоял блок различных сил. Пролетариат выступал против прямой эксплуатации, мелкая буржуазия и фермерство боролись за выживание, старая денежная аристократия пыталась удержать свои позиции. Рузвельт представлял интересы последней группы. Речь не шла о государственном или общественном контроле над монополиями. «Коньком» Рузвельта была «честность» ― обыденно понимаемая буржуазная честность, при которой воровство наказуемо, а эксплуатация законна.
Популярность антимонополистической борьбы позволила молодому политику из Манхаттана стать за время второго срока пребывания в ассамблее Нью-Йорка величиной национального масштаба. Этому способствовали еще два обстоятельства. Первое. В день выборов депутатов ассамблеи губернатором штата стал Гровер Кливленд, восходящая звезда демократической партии. Находясь в разных партийных лагерях, Кливленд и Рузвельт наживали политический капитал в родственной сфере ― в оценке деятельности монополий. Лучи общенациональной известности, высветившие Кливленда на довольно сером фоне американской политики, бросили отсвет и на молодого Рузвельта.
Вторым обстоятельством явилось определенное «междуцарствие» в верхнем эшелоне республиканской партии. Лидеры, выдвинувшиеся в эпоху гражданской войны, начали уходить с политической сцены, а их наследники еще не упрочили своих позиций. Рузвельт воспользовался этим. В «отведенное» ему в начале 80-х годов благоприятными обстоятельствами время, когда Роско Конклинг и Томас Платт еще не заняли командных постов, он сумел создать благоприятное представление о себе, имидж самостоятельного, не связанного с партийной мафией политика.
Пользуясь ослаблением дисциплины в своей партии, Рузвельт входит в контакт с губернатором-демократом Кливлендом. Тема их тайных бесед представляет острый интерес для обоих: как подорвать устоявшийся партийный механизм, чтобы «новая волна» (во главе которой каждый видел себя) могла "изменить структуру власти в штате. При существующем положении дел платой за поддержку партийных боссов становились теплые местечки за казенный, счет. Кливленд и Рузвельт сформировали надпартийную коалицию с целью реформы установлений гражданского самоуправления. Для этого же была создана Комиссия гражданских служб. Борьба Кливленда со своей партийной машиной ― Таммани холл привела демократическую партию к расколу, что обеспечило победу республиканцев на выборах 1883 года. Рузвельт уже мог рассчитывать на продвижение по линии выборных должностей. Его манил пост спикера законодательной палаты штата. Но для этого нужно было вести политическую борьбу на значительно более широком фронте. Если раньше покровители Рузвельта обеспечивали ему благожелательную аудиторию в сравнительно небольшом округе, то теперь следовало заручиться поддержкой многих округов самого крупного в то время в Америке штата.
Ситуация пока ему благоприятствовала. Рузвельт развернул кипучую деятельность. Но позитивной программы у него не было, а одних утверждений о своей независимости от партийных клик оказалось недостаточно. Накануне нового, 1884 года, фракция республиканцев избрала спикером некоего Т. Шерда, мелкого промышленника. Слишком гладко все шло у Рузвельта прежде, и тем сильнее был переход к отчаянию. И все-таки фортуна политики не оставила его. Новый спикер, защищаясь от обвинений штатских организаций в коррупции, направил на это дело неуемную энергию молодого, самолюбивого, высокомерного и резкого Рузвельта, сделав его председателем специального комитета по расследованию деятельности департамента общественных работ. Место в кресле председателя этого комитета могло легко погубить молодого политика (на это, видимо, кое-кто и рассчитывал), но оно же могло послужить основанием для дальнейшего подъема.
Составленный в марте 1884 года доклад специального комитета выявил устрашающую картину. Куда делась честность и профессиональная порядочность работников нью-йоркского муниципалитета? Скромное место регистратора нотариальной конторы стоило претенденту 50 тысяч долларов. Но место покупали, за ним стояла очередь, ибо даже скромный клерк муниципалитета получал в пять раз больше за счет беспардонного взяточничества. Ставки росли по мере приближения к поистине «золотому дну» ― департаменту налоговых обложений. Комиссия обнаружила полное отсутствие системы в определении доходов налогоплательщиков, здесь царил абсолютный произвол. Стражи закона в лице шерифов были, как свидетельствовал доклад, пешками, чье служение кошельку затмевало всякую законность. Доклад содержал и попытки обобщений, в которых говорилось, что подлинными владыками города являются неидентифицируемые силы, не склонные к соблюдению законности.
