Литтон Стрэчи - Королева Виктория
И все же для проницательного взгляда чистота не может быть абсолютной. Дотошный исследователь способен и в нетронутой почве отыскать первые слабые признаки нежданной жилы. В том монастырском существовании, которое они вели, визиты были будоражащими событиями, а поскольку у герцогини было немало родственников, случались они не так уж редко. Дядюшки и тетушки часто заезжали из Германии, да и кузены тоже. Когда принцессе было четырнадцать, она обрадовалась приезду двух мальчиков из Вюртемберга, принцам Александру и Эрнсту, сыновьям сестры ее матери и правящего герцога. «Оба они чрезвычайно высоки, — писала она, — Александр очень симпатичен, а у Эрнста очень доброе лицо. Они оба чрезвычайно дружелюбны». Их отъезд наполнил ее сердце сожалением. «Мы видели, как они садятся в баржу, и потом некоторое время наблюдали с берега, как они уплывают. Они были так дружелюбны, и так приятно было их принимать. Они всегда были довольны, всегда в хорошем настроении. Александр всегда заботился обо мне, когда мы катались на лодке, и всегда ехал рядом, когда мы ездили верхом; да и Эрнст тоже». Спустя два года приехали другие два кузена, принцы Фердинанд и Августус. «Дорогой Фердинанд, — писала принцесса, — вызывал всеобщее восхищение в любой компании… Он такой непосредственный, всегда держится с достоинством. Они оба такие милые и очаровательные. Августус тоже очень дружелюбен, и к тому же весьма неглуп». Она так и не смогла решить, кто же из них симпатичнее. Но вскоре после этого приехали еще два кузена, которые тут же затмили всех остальных. Это были принцы Эрнест и Альберт, сыновья старшего брата ее матери, герцога Сакс-Кобургского. На этот раз она описывает принцев с большими подробностями. «Эрнест, — отмечала она, — так же высок, как и Фердинанд с Августусом; у него темные волосы и красивые темные глаза и брови, но рот и нос не слишком хороши. Лицо у него доброе, честное и интеллигентное, и фигура очень хороша. Альберт того же роста, что и Эрнест, но крепче, и очень красив. Цвет волос у него — почти, как у меня, большие голубые глаза, прекрасный нос и очень милый рот с великолепными зубами, но очарование его лица — в его выражении, которое просто восхитительно; c’est a la fois[8] полно доброты и симпатии и очень умно и интеллигентно». «Оба кузена, — добавила она, — добры и хороши, и значительно опытнее Августуса. Они прекрасно говорят по-английски, и с ними я тоже говорю на этом языке. 21 июня Эрнесту исполнится 18 лет, а Альберту 26 августа будет 17. Дорогой дядя Эрнест подарил мне очаровательного лори. Он такой смирный, что его можно держать на руках и даже положить палец ему в клюв, или вообще делать с ним что хочешь, и он даже не кусается. Он больше маминого серого попугая». Чуть далее: «Я села между моими дорогими кузенами на софу, и мы рассматривали рисунки. Оба они прекрасно рисуют, особенно Альберт, и оба жить не могут без музыки. Они вообще любят все время чем-то заниматься, я думаю, любой может брать с них пример». Когда, после трехнедельного пребывания, пришло время юношам и их отцам возвращаться в Германию, расставание получилось печальным. «Это был наш последний счастливейший завтрак с моим дорогим дядей и моими самыми любимыми кузенами, которых я так сильно люблю. Они самые лучшие кузены в мире. Как бы я ни любила Фердинанда и Августуса, Эрнеста и Альберта я люблю больше, о, значительно больше… Они оба очень образованны и очень умны, умны от природы, особенно Альберт, который наиболее ярок, и они очень любят обсуждать серьезные и поучительные вещи и при этом остаются очень, очень веселыми, радостными и счастливыми, как и подобает юношам. Альберт всегда любит пошутить и очень остроумно отвечает за завтраком и вообще всегда. Он любит играть с Дешем и гладить его, так забавно… Милый Альберт играл на рояле, когда я спустилась. В 11 дорогой дядя, мои обожаемые кузены и Чарльз покинули нас в сопровождении графа Колората. Я с великой теплотой обняла моих милых кузенов и моего дорогого дядю. Я плакала очень горько, очень горько». Обоим принцам достались ее восторг и курсивы; но совершенно очевидно, кому она отдавала тайное предпочтение. «Особенно Альберт!» Ей было всего семнадцать, и на нее оказали неизгладимое впечатление очарование, доброта и совершенство этого юноши, его большие голубые глаза, прекрасный нос и милый рот с великолепными зубами.
IVКороль Уильям терпеть не мог свою невестку, и герцогиня отвечала ему полной взаимностью. Без достаточного такта и терпимости их взаимное положение просто не могло не породить неприязнь, но герцогиня никогда не отличалась тактичностью, а уж в характере Его Величества терпимости не было и в помине. Вспыльчивый скандальный старик, с размашистыми жестами, выпученными вращающимися глазами и головой, подобной ананасу, — внезапное восхождение на трон в пятидесятишестилетнем возрасте почти свело его с ума. Его необузданная природная энергичность полностью возобладала над остальными качествами. Он постоянно совершал какие-то нелепые поступки в самой экстравагантной манере, сея вокруг себя удивление и ужас и ни на секунду не замолкая. Его язык был определенно ганноверским, с его повторениями и словечками-паразитами: «Это совсем не то! Это совсем не то!» — так и гремело, заглушая все вокруг. Его речи, произносимые в самые неподходящие моменты и заполненные смесью тех фантазий и недовольств, которым случилось в этот момент ударить ему в голову, вызывали у министров оцепенение. Люди говорили, что он на четверть негодяй и на три четверти фигляр, но те, кто знали его лучше, не могли его не любить — при правильном подходе он был достаточно разумен и по-настоящему добродушен и чистосердечен. Но, подойдя к нему не с той стороны, вы наталкивались на ураган, что и испытала на себе герцогиня Кентская.
Она не представляла, как с ним обращаться — никак не могла его понять. Озабоченная своим собственным положением, своими обязанностями, ответственностью за свою дочь, она не желала уделять внимание едкой подозрительности вздорного старика с сомнительной репутацией. Она была матерью наследницы Английского престола; он должен признать этот факт, поднять ее на должную высоту и поставить выше вдовствующей принцессы Уэльской, увеличив ежегодное содержание из своего кошелька. Ей не приходило в голову, что такие претензии могут раздражать короля, не имеющего собственного законного наследника и еще не полностью оставившего надежду на его появление. Она упорно продолжала действовать в выбранном направлении. Ее личным советником был сэр Джон Конрой, самовлюбленный ирландец со странными суждениями. Он рекомендовал отправить Викторию попутешествовать по Англии, и с этой целью было организовано несколько поездок — в западную часть, центральную и в Уэльс, — которые проводились летом в течение нескольких лет. Задумка была отличная, но исполнение оказалось неудачным. Разрекламированные прессой путешествия привлекли толпы энтузиастов, а сопровождающие их официальные приемы придали им дух королевской церемонии. Преданные горожане вручали адреса, растроганная герцогиня, необъятная от украшающих ее перьев и почти закрывающая собой маленькую принцессу, громко читала с немецким акцентом трогательные ответы, заготовленные сэром Джоном, который в своей странности и энергичности, казалось, объединил обязанности мажордома и премьер-министра. Естественно, король аж потемнел, читая виндзорскую газету. «Эта женщина невыносима!» — воскликнул он. Бедная королева Аделаида, хоть и обескураженная, но не потерявшая дружелюбия, пыталась сгладить конфликт. Она уходила от неприятной темы, писала Виктории очень добрые письма, но все было напрасно. Поступили сведения, что герцогиня Кентская, приплыв в Солент, настояла на том, чтобы прибытие ее яхты встречалось королевским салютом всеми военными во всех фортах. Король заявил, что это представление пора остановить. Он провел совещание с премьером и первым лордом адмиралтейства, после чего они послали герцогине частное письмо, в котором просили ее удержаться от такого явного выражения своих прав. Но она к этому не прислушалась; сэр Джон Конрой был непреклонен. «Как личный советник Ее Королевского Величества, — заявил он, — я не могу рекомендовать ей такое поведение». Впоследствии король, в состоянии сильнейшего возбуждения, выпустил специальный приказ, запрещающий встречать королевским салютом любые корабли, за исключением тех, на борту которых находится правящий монарх или его свита.
