Валентина Талызина - Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы
Теперь у меня целая семья. И как в любой семье всякое бывает. Зина с Нюрой вот сегодня или вчера кричали друг на друга, у одной хвост есть, у другой хвоста нет. Но Нюра побеждает. Она поднимает лапу и так стоит с поднятой лапой: мол, сейчас ты получишь. И Зина уходит.
Рыжая бестия – это Ася. Она тут дралась с Нюркой и со своими родственниками: с мамой, с братом. Ей разорвали ухо. И теперь Ася – рваное ухо. А была такая маленькая, симпатичная, слабенькая кошечка, поэтому я её сразу стерилизовала. Может быть, по этой причине она и превратилась в бестию.
Из-за кошек даже пострадали мои отношения с соседями этажом ниже, семьёй Зиновия Высоковского. Он был председателем нашего кооператива, а его жена Любовь Ефимовна соответственно женой председателя. Люба – это песня…
У меня два балкона, и один не был застеклён, и весной оттуда вниз пошёл кошачий запах. Люба стала обнюхивать все стояки, которые держат её балкон и мой. И где-то учуяла пахучую протечку, хотя мы всегда чистили балконы. Любовь Ефимовна добилась, что всё правление нашего кооператива пришло ко мне и понюхало стояки: что, мол, вот какая Талызина – не убирает и не моет. Я однажды сказала, что не люблю мыть посуду. Так вот, в жёлтой прессе тут же написали, что у Талызиной гора немытой посуды.
По-моему, сексуальная мизансцена
Короче говоря, Любовь Ефимовна заставила их сделать эту проверку. Те сказали: да, пахнет, и мне написали целую претензию. Тут я уже разозлилась не на шутку. Поехала в санэпидемстанцию, влетела туда и сказала: «Девочки, я вас прошу, умоляю поехать со мной, пронюхать весь мой дом, всю мою квартиру и дать своё заключение». Естественно, я этот стояк вымыла и вытерла. А котов к тому времени в Москве не было уже месяц – они, как обычно в весенне-летнюю пору, обитали на даче. Они у меня каждый год на шесть месяцев выезжают на природу.
Девчонки приехали, добросовестно пронюхали злополучные стояки и написали, что всё нормально. Выдали мне справку: про запах – клевета, у Талызиной чисто. И тогда я пришла в правление и бросила им эту бумагу. Больше они ко мне не прикапывались. Но потом наш очень хороший управдом Алексей Иванович мне сказал: «Давайте застеклим балкон, сделаем там корытцем линолеум, и все стояки будут в порядке». Так и поступили.
Когда я закончила десятилетку в Борисовском зерносовхозе, надо было куда-то поступать. Если бы я сказала в совхозе, что хочу стать артисткой, меня бы не поняли. И мы с подружкой поехали поступать в Омский педагогический институт. Но моя педагогическая карьера рухнула, так и не начавшись. Моя подруга Таня Чирко провалилась, но поскольку ей неохота было одной забирать документы, она сказала, что я тоже не прошла. А я по своей наивности и доверчивости даже не стала проверять списки.
Мы с Таней отнесли документы на экономический факультет сельхозинститута. Там я проучилась два года и поняла, что это категорически не по мне. Меня все время тянуло на сцену Я пошла в драмкружок, читала стихи Лебедева-Кумача, играла главные роли. И я стала в местном масштабе звездой, героиней. Валькой-артисткой меня не называли. Девочки там были суровые и завистливые, относились друг к другу настороженно. Но когда мне понадобились костюмы для роли Нади Ковровой, а у меня, кроме одной юбки и одной кофты, ничего не было, собирали гардероб всем миром.
В общежитии я жила в комнате на 18 человек. И однажды девочки решили водить блюдце, вызывать духов… Блюдце водили, водили, вызвали Пушкина, и великий русский поэт мне сказал: «Ты умрёшь». Потом уже, когда я поступила в театральный и встретилась с какой-то девочкой из нашего сельхозинститута, она призналась, что они незаметно двигали блюдце. Жестокая шутка. Так я впервые в жизни столкнулась с завистью, которая сопровождала меня всю жизнь.
Сельхозинститут. Пальто не моё
После второго курса у нас была практика. Пыль, жарища. Я водила трактор, что-то полола и думала о том, что если я сейчас же не уеду в Москву поступать в ГИТИС, то останусь в этих полях навсегда. Елена Васильевна Зайцева, заведующая Домом народного творчества, после моего выступления на слёте в Омском областном драматическом театре мне сказала: «Деточка, вам надо стать профессиональной актрисой!»
Господи, я ведь всю жизнь стремлюсь в этот облдрамтеатр в Омске, и ничего не получается! Как я ни просила: «Можно я приеду со спектаклем? Мне не надо никаких денег!» – нет, не приглашают!
А тогда я призналась Елене Васильевне, что хочу учиться, и она ответила: «А мы всё это сделаем. Я позвоню режиссёру, Анатолию Цыганкову, вы к нему придёте, он с вами порепетирует».
Так вот, я пришла к нему со своим материалом: Тургенев, Пушкин и Корнейчук – конечно, полная идиотка… А он особенно и не старался, ну выбрала и выбрала, и провёл со мной шесть-семь репетиций. У меня не было денег, чтобы купить ему какой-то подарок. Я перешла через железнодорожную насыпь и набрала ему букет полевых цветов.
Спустя годы, когда у меня были гастроли в Белоруссии, я играла уже Екатерину II в спектакле Виктюка «Царская охота», ко мне подошёл один плотный пожилой мужчина и спросил: «Вы меня не узнаёте?» Естественно, я сказала «нет», ведь прошло больше 50 лет. Он представился: «Режиссёр Анатолий Цыганков!» И тут меня будто молнией озарило: «Боже мой, это вы… Спасибо вам большое, вы недаром со мной занимались!» Я уже была народной артисткой, и спектакль был потрясающий. Графа Орлова играл Голобородько, Маркова уже не было…
Тогда он всё-таки меня подготовил к прослушиванию, но надо было ещё как-то освободиться от летней практики, и мы с мамой придумали, что она даст мне телеграмму, по которой меня отпустят. Мы ехали с ней в кабине грузовика, и я спросила: «Ты хочешь, чтобы я поступила?» Мама подняла на меня глаза и сказала: «Да». И я подумала: поступлю! Поехала без документов штурмовать ГИТИС, где, на моё счастье, был дополнительный набор.
Я приехала на Казанский вокзал с чемоданчиком, в мужской тенниске и клетчатой юбке. Остановилась у своей троюродной сестры. Когда она узнала о моих наполеоновских планах, подняла брови: «Валентина, это тебе не по плечу!» Но, несмотря на безнадёжное напутствие сестры, я поехала утром в ГИТИС.
Влетела в здание и напоролась на красивую женщину скандинавского типа по имени Дагмара. Она была то ли латышка, то ли литовка. Когда я объявила ей, что приехала из Омска и у меня нет аттестата зрелости, она строго сказала: «Отойдите и не мешайте работать. Есть у вас аттестат, нет у вас аттестата – не морочьте мне голову!»
