Александра Соколова - Встречи и знакомства
– И на барышню-то не похожа!.. – угрюмо ворчала она, покачивая своей седою головой. – Словно кадет-неугомон или офицер гусарский.
Возвращаюсь к своему кофейному классу, или к «кафулькам», как нас дразнили «голубые».
Это оригинальное прозвище существовало уже в стенах Смольного монастыря задолго до моего поступления туда и приобрело такую широкую известность, что император Николай, всегда удивительно ласковый и приветливый к детям, как-то сказал, глядя попеременно то на нас, то на «голубых»:
– Ну, охота, mesdames, связываться с «кафульками»!.. Fi donc!..[55]
Весь этот мелкий вздор нашей институтской жизни государь знал из рассказов одной из любимых фрейлин императрицы Л. А. Нелидовой, родной сестры знаменитой в то время В. А. Нелидовой.
Л.А. вышла из Смольного в год нашего поступления туда и была сверстницей Ольги Полтавцевой, впоследствии матери нашего знаменитого героя Скобелева, которую я, будучи ребенком, часто видала у своей тетки-инспектрисы.
Высокая, стройная, в легком белом платье и ярко-пунцовой бархатной мантилье[56], накинутой на плечи, она была совершенная красавица.
Меньшая сестра ее Annette Полтавцева (впоследствии графиня Адлерберг[57]) была в старшем классе, когда я была в меньшем. Она была далеко не так хороша, как сестра, но ростом и стройностью фигуры не уступала ей.
Помню я, как позднее, когда Полтавцева была уже замужем за Скобелевым, она, смеясь, жаловалась моей тетке, что свекор ее (знаменитый комендант Петропавловской крепости)[58] мешает ей воспитывать сыновей.
– Невозможно их приучить к выдержанным, строгим манерам, – говорила она. – Дома слушаются, ведут себя прилично, войдут в берега совсем! А чуть попадут на один день к дедушке, так все пропало!.. Ничего он им порядком не даст… все с боя бери!.. свое в атаку… в штыки!.. Они оба крошечные… упадут… перебьются… все на себе изорвут!.. Прямое мученье!
И вот один из этих маленьких вояк и сделался впоследствии тем легендарным генералом, который прогремел на весь мир.
Л. А. Нелидова бывала у моей тетки реже, но все-таки бывала, и однажды, смеясь, рассказывала при мне, как государь, из ее повествований знакомый с учительским персоналом Смольного, однажды окликнул ее в театре и, показывая глазами на проходившего по партеру учителя математики Буссе, подмигнул и сказал ей:
– Любочка!.. Глядите, «кудряша» идет!..
Голова Буссе была вся покрыта совершенно курчавыми седыми волосами, и дети действительно за глаза называли его иногда «кудряшей».
В маленьком классе Буссе не преподавал; у нас был свой учитель, старичок Буланов, тип, какие я встречала впоследствии среди чиновников блаженной памяти управы благочиния. Худенький, сгорбленный, мозглявый, с вечно слезящимися глазами и огромной табакеркой, которую он всегда торжественно выкладывал на стол рядом с громадным пестрым фуляровым[59] платком, – Буланов был учителем, способным внушить навсегда ненависть к преподаваемой им науке. И ненавидели же мы арифметику, и стояли в ней на такой единодушной точке замерзания, что многие даже в старшем классе не знали в разбивку таблицы умножения.
Что касается до меньшого класса, там и простого сложения почти никто не мог сделать, и Буланов, изощряясь в средствах доконать нас за наше упорное незнание, придумал нам следующее своеобразное наказание.
Он вызывал виновную к большой черной доске и заставлял крупными буквами мелом написать на ней: «Г-жа (такая-то) не знает таблицы умножения» или «Г-же (такой-то) упорно не даются самые простые цифры». Сначала это огорчало нас, затем только слегка конфузило, а под конец начало просто смешить!..
В силу ли фаталистической случайности или же по особому выбору заботливого начальства, но все наши учителя и профессора были и стары, и безобразны собой. Исключением из этого правила у нас, в маленьком классе, был только француз Nouquet, вертлявый, живой, нестарый и ежели не красивый, то настолько миловидный, что рядом с нашими безобразными старичками являлся почти красавцем. Его «обожали» усиленно и усердно, но от него всякая поэзия как-то отскакивала бесследно и незаметно.
Закон Божий в младшем классе преподавал молодой священник о. Иоанн Преображенский, светлая и почтенная личность. В среднем учил Красноцветов, очень образованный и умный священник, долгое время бывший при одной из наших заграничных миссий и затем отозванный и, как говорили, бывший долгое время не у дел за написание какой-то книги в духе лютеранства. Насколько все это была правда, я не ручаюсь[60].
Законоучителем старшего класса был Иоанн Недешев, одна из самых замечательных личностей, каких мне когда-либо случалось встречать в жизни. В то время, когда мы узнали о. Недешева, это был уже дряхлый старик, ему было более 70 лет, но ходил он еще бодро, опираясь на палку. Говорил он, вследствие полного отсутствия зубов во рту, очень неясно и неразборчиво, и самый склад его речи представлял собою много оригинального. Образования он, по-видимому, был самого заурядного, что не мешало ему в то время, о котором я говорю, быть духовным отцом почти всей петербургской аристократии поголовно. Во главе его духовных дочерей стояла знаменитая в то время Т. Потемкина, известная своей широкой благотворительностью и своей строгой жизнью. Она часто приглашала о. Недешева к себе, нередко сама его посещала и вручала ему крупные суммы для раздачи бедным по личному его усмотрению. К этим деньгам он прибавлял почти все то, что получал и зарабатывал сам, оставляя себе только на самое необходимое.
Нередко он отправлялся в гостиный двор и там, обращаясь к наиболее выдающимся и богатым купцам, которые все поголовно его знали, высоко чтили и готовы были всегда беспрекословно исполнить его волю, говорил:
– А ты вот что!.. Послал бы ты тут кое-кому фунтиков десять чаю… Да и сахарку бы приложил!.. Я вот и списочек тебе передал бы!.. Ась?..
Купец немедленно изъявлял полную готовность исполнить его волю, «списочек» тут же вручался, и по чердакам и подвалам рассылался и чай, и сахар, и деньги. К другим купцам старый пастырь церкви обращался с просьбой «приодеть» кое-кого, иных просил за ученье внести деньги, не встречая нигде отказа.
На себя отец Недешев не тратил почти ничего и, придерживаясь старинного счета, на ассигнации, имел какое-то совершенно исключительное понятие о тратах и потребностях трат.
Так, например, отпустив на хозяйство три рубля серебром, он довольным тоном говорил:
– Уж и денег я, братец мой, отвалил! Страсть!.. Целых десять рублей с полтиной! Теперь, гляди, мы с Настасьей долго сыты будем!..
Настасья была крошечная прелестная девочка лет 3 или 4, родная внучка отца Недешева и круглая сирота. Дед горячо любил ее и даже по-своему баловал, но баловство это было своеобразное.
Никогда не забуду я, с каким торжеством он как-то объявил нам, когда мы были уже его ученицами в старшем классе:
– Каких мы с Настасьей обнов накупили!! Вот так обновы!! Поглядеть так любопытно!
– Батюшка, приведите ее к нам в обновах!
– Ладно… приведу!.. – с улыбкой согласился он. – То-то вы порадуетесь! Дайте только срок, сошьем все!..
Оказалось, что «обновы» заключались в простом платье из того грубого ситца, который составляет идеал благополучия фабричных баб и мужиков.
Глава III
Приезд императрицы Александры Федоровны. – Наши семейные дела. – Владетельная княжна Гурийская. – Детство и отрочество княжны Терезы.
Я уже говорила, что поступила годом позже назначенного срока, так что остальные «кофейные» имели уже случай видеть императрицу Александру Федоровну неоднократно, я же еще ни разу ее не видала.
Несмотря на сравнительное развитие мое, я все-таки была восьмилетним ребенком. Детское воображение работало во мне живо, и я особенно склонна была к фантастическим представлениям о том, чего я сама не видала. Так, об особах царской фамилии я только слышала, живя в провинции, не видала их никогда, и представление мое о них носило печать чего-то чудесного.
И вот однажды перед обедом по классам «кофейных» молнией пронеслась весть: «Государыня приехала с одною из дочерей своих, и мы увидим ее в столовой!..» Прибежали пепиньерки[61] и классные дамы, стали обдергивать и поправлять «кафулек». В коридоре показался старший унтер-офицер Андрей Иванов с маленькою раскаленной плиткой, на которую он лил какое-то куренье… Куда-то вихрем пронесся мимо классов наш эконом Гартенберг. Сторож Никифор появился в коридоре в новом мундире… Словом, вся праздничная обстановка была налицо…
Нас собрали в рекреационную залу и стали устанавливать по парам.
– Государыня уже в столовой! – торопливо говорит вошедшая в залу тетка моя, инспектриса. – Ведите скорее детей!..
И мы торопливо строимся и ускоренным шагом направляемся в столовую.
