Андрей Голицын - Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи
Отстаивая непричастность Ленина и Свердлова к решению об убийстве Царской Семьи, он утверждает, что «на сегодня нет ни одного достоверного документа, который бы доказывал их инициативу» в этом злодеянии. А заглядывал ли этот следователь в президентский архив? Уверен, что, учитывая вовсе не преклонный возраст г-на Соловьёва, ему ещё придётся краснеть за подобные утверждения, когда этот архив окажется наконец рассекреченным! Впрочем, как это ни парадоксально, в самом интервью содержатся логически неопровержимые доказательства того, что приказ о расстреле шёл из Москвы.
В. Соловьёв говорит о направлении в Тобольск специального комиссара Василия Яковлева с чётким заданием «живыми доставить членов царской семьи сначала в Екатеринбург», а потом в Москву. При этом у Яковлева имелся «мандат за подписью Ленина и Свердлова, предписывающий расстреливать на месте всякого, кто попытается помешать ему выполнить задание». Почему же тогда не расстреляли Юровского и иже с ним?! Разве они, расстрелявшие Царскую Семью, не помешали Яковлеву «выполнить задание»?! Кому вешает лапшу на уши В. Соловьёв? Кто ему поверит, что такие жестокие и мстительные диктаторы, как Ленин и Свердлов, могли впоследствии «официально одобрить» столь наглое нарушение их собственноручно подписанного строжайшего приказа?!
Делая наивный вид, будто уральские самочинные большевики во главе с Юровским вероломно нарушали кремлёвские инструкции, В. Соловьёв приводит в доказательство этой версии расстрел Юровским двоюродного брата Ленина Владимира Ардашева и его сына Георгия. Хотел бы в связи с этим сообщить историку-самоучке Соловьёву, что верноподданные Ардашевы происходили из семьи, которая предала семейной «анафеме» всех своих родственников по линии Ульяновых ещё тогда, когда выяснилось, что старший брат Ильича Александр покушался на цареубийство! Этим обстоятельством, кстати говоря, и объясняется факт участия Владимира Ардашева в организации на Урале мирной демонстрации против разгона Учредительного собрания. И поэтому приводимый В. Соловьёвым эпизод с расстрелом Ардашевых может свидетельствовать только об обратном. А именно о том, что Юровский осуществил эту расправу с кузеном и племянником Ленина по прямому указанию последнего.
Интервью завершается словами: «Я храню останки наследника великой империи и великой княжны в качестве “вещественных доказательств”. Боюсь, что рано или поздно их придётся захоронить по общим правилам – среди “невостребованных останков”».
Как же позволяет себе высказываться столь кощунственно верный сын Православной Церкви, на сто процентов уверенный в том, что располагает святыми мощами? Как он может допускать мысль о святотатственной передаче их для захоронения где-нибудь рядом с «невостребованными останками» бомжей или других неопознанных, без вести пропавших людей? Ведь, по учению Церкви, никакие государственные законы и инструкции не подлежат исполнению её членами, если они вступают в противоречие с этим учением! Так что решайте, Владимир Николаевич, оставаться ли верным Церкви или «общим правилам»…
Князь З.М. Чавчавадзе
Часть I
Тайны следствия
«Дело» Н.А. Соколова против «Записки» Юровского – Покровского
17 июля 1918 года в подвале дома инженера Ипатьева большевиками были зверски умерщвлены Император Николай II и Его Августейшая Семья.
На протяжении всех последующих лет, во все советские годы, не переставала распространяться ложь и клевета вокруг имени Государя, которого большевистская пропаганда превратила в злодея, в корыстного, жадного и жестокого властелина. В предисловии к сочинению некоего Марка Касвинова под названием «Двадцать три ступени вниз» автор предисловия написал: «Уже при жизни он (Николай II) заслужил ненависть народа и позорную кличку “Кровавый”». Сам Касвинов заканчивает своё повествование словами: «Страшен был конец Романовых. Но, как было однажды замечено, ужас их смерти бледнеет перед ужасом их жизни». «Советский энциклопедический словарь», издания 1980 года, о Государе выдаёт такую справку: «Находился под влиянием реакционных, политических и религиозных деятелей, авантюристов».
Цитировать таковую мерзость можно без конца. Известно, что большевистские правители, начиная с самого «вечно живого», питали лютую ненависть к Государю, ненависть, которую они стремились внедрить в сознание граждан порабощённой ими страны, оправдывая тем самым своё собственное злодейство.
В какой-то степени побуждал к тому страх перед Государем, ибо память о нём в народе не иссякала, и не случайно поэтому в канун шестидесятилетия большевистского переворота и грядущей вослед таковой же годовщины екатеринбургского злодеяния дом Ипатьева срочно, в одну из тёмных ночей, был снесён. В секретном постановлении ЦК КПСС за подписью тогдашнего шефа КГБ Андропова, в частности, говорилось: «Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются разного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться, и дом Ипатьева станет объектом их серьёзного внимания».
Б.Н. Ельцин, в то время первый секретарь Свердловского обкома партии, в книге «Исповедь на заданную тему» писал: «Получаю секретный пакет из Москвы. Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, значит, обком партии должен взять на себя всю ответственность за это бессмысленное решение». Но это Ельцин писал уже сидя в президентском кресле, а в те годы упорно ходили слухи о его активном участии в сносе особняка. В 1990 году русская газета в Аргентине «Наша Страна» напечатала маленькую заметку, в которой говорилось: «Выдающий теперь себя за демократа, бывший член номенклатуры, коммунист Борис Ельцин был интервьюирован в программе французского телевидения “Апостроф”. Отвечая на вопрос ведущего передачу Бернара Пиво, Ельцин признался, что в 1977 году он отдал приказ снести Ипатьевский дом, в котором были убиты Царь Николай II и его Семья. “Я поступил так, – цинично объявил нынешний народный депутат, – чтоб этот дом не превратился в место паломничества”»[3]. А генерал Дмитрий Волкогонов пишет: «Борис Ельцин, будучи местным секретарём партии, старательно выполнил приказ». Конечно, в «Исповеди» Ельцин себя всячески обеляет. Он как бы подтверждал «обеспокоенность» в Политбюро ЦК партии тем, что к дому Ипатьева интерес растёт, но сам нервозности оного будто бы не разделял. «Я к этому относился совершенно спокойно, – пишет Ельцин, – поскольку понятно было, что интерес этот вызван не монархическими чувствами, не жаждой воскресения нового царя. Здесь были совсем другие мотивы – и любопытство, и сострадание, и дань памяти, обыкновенные человеческие чувства». И добавляет: «Я хорошо себе представлял, что рано или поздно всем нам будет стыдно за это варварство».
Может быть, «представлял», может быть, сам лично относился «спокойно» к тому интересу, который, в связи с приближавшейся памятной датой, проявлялся к месту гибели последнего русского Царя. Но то, что касается непосредственно особняка Ипатьева, то он, особняк, до своего разрушения вниманием спецслужб обойдён не был, и вряд ли без указаний на то со стороны областной партийной верхушки. На самом деле дом бдительно охранялся, за всеми «подозрительными» лицами, кто задерживался около особняка и обращал на себя внимание «нездоровым» любопытством, велась слежка.
Мне самому в этом довелось убедиться. В тот год, в июле мы с моим близким другом литератором Борисом Всеволодовичем Шуплецовым совершили поездку по уральским местам. В Екатеринбурге, тогдашнем Свердловске, мы прожили неделю. Что дом Ипатьева находится под надзором, нам было известно от наших свердловских знакомых, поэтому первый раз на разведку мы отправились под вечер. Обошли дом несколько раз вокруг, постояли у полукруглого окна, заложенного кирпичом, за которым находилась та самая комната в подвале, но никаких сотрудников «в штатском» не заметили и, надо сказать, осмелели, решив, что, как говорится, у страха глаза велики. На следующий день приехали с утра, вооружившись фотоаппаратом. Солнце уже припекало. Мы остановились в тени под деревьями на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка, размышляя о том, откуда лучше поснимать с тем, чтобы не обращать на себя особого внимания, в то же время наблюдая за происходящим вокруг. Прямо над нами окно. Это угловая комната, где жили Их Величества и Наследник Престола. Дальше по фасаду парадный подъезд, через который в дом инженера Ипатьева вошла Царская Семья, привезённая из Тобольска. За парадным входом ворота во внутренний двор. Сюда был подан грузовик в тёмную ночь 17 июля 1918 года. Ничего подозрительного замечено нами не было. Какие-то люди появлялись с разных сторон, но не задерживались и проходили мимо, никак на особняк Ипатьева не реагируя. И на нас тоже. В доме размещалось какое-то учреждение, имеющее отношение то ли к Союзпечати, то ли к почтовому ведомству, во всяком случае, какого-то очень нейтрального свойства. Когда план действий у нас созрел, мы разделились. Борис Всеволодович отправился обозревать дом со стороны, противоположной Вознесенскому переулку, минуя ворота, через которые в ту тёмную, трагическую ночь на Ганину Яму ушёл грузовик с трупами, а я, стараясь внешне выглядеть совершенно непринуждённо, вошёл через парадный подъезд внутрь особняка.
