Ги Бретон - От Анны де Боже до Мари Туше
Эти очаровательные милашки носили довольно длинные волосы, которые они постоянно завивали с помощью разных приспособлений. Из-под бархатных шапочек завитые локоны ниспадали на плечи, как это делают обычно шлюхи в борделе. Им также нравились полотняные «рубашки с сильно накрахмаленными гофрированными, шириной в полфута, воротниками, из которых выглядывавшая голова казалась лежащей на блюде головой Иоанна Крестителя. И вся остальная их одежда была в том же духе. Занимались они в основном тем, что играли, богохульствовали, резвились, танцевали, кувыркались, спорили, распутничали и всей компанией неотступно следовали за королем, куда бы он ни направлялся. Что бы они ни делали и ни говорили, было рассчитано исключительно на то, чтобы понравиться королю; не помышляя ни о Боге, ни о добродетели, они довольствовались лишь возможностью оставаться в милости у своего господина, которого боялись и почитали больше Бога».
И ничего удивительного, что очень скоро все эти напудренные, женоподобные, болтливые молодые люди стали оказывать сильное воздействие на явно свихнувшегося короля.
Сначала они уговорили Генриха Ш выработать некий комплекс шутовских ритуалов, превращавших обычный день в нечто вроде комедии-балета, где у каждого была своя строго определенная роль.
Они, например, разыгрывали сцену «жизнь во дворце у великого монарха», подобно тому, как маленькие девочки играют в «даму, пришедшую в гости», соблюдая свои, ребяческие, правила игры.
Было решено, что утреннее вставание короля, отход ко сну, трапезы, одевание и туалет, прогулки должны сопровождаться сложным церемониалом, «позаимствованным, по словам Леньяна, из традиций Восточно-Римской империи, продолжавших позже существовать при дворах итальянских князьков, и представлявшим целую программу издевательски торжественных обрядов», о которых ни один король Франции ни до, ни после не имел понятия.
Все это, конечно, служило лишь предлогом для двусмысленного шутовства. Обращаясь с королем, как с куртизанкой, они являлись в покои короля с ужимками и прыжками, чтобы надеть на него чулки, рубашку, поправить камзол, смазать перед сном лицо его кремом, надеть ему на руки перчатки, смазанные миндальным маслом, смягчающим кожу, нарумянить лицо, подрисовать карандашом брови, зашнуровать панталоны…
Вот из таких извращенных забав и родился придворный Этикет…
После того как король был наконец одет, накрашен, напудрен, увешан драгоценностями и перстнями, милашки принимались восклицать:
— О, Ваше Величество, как вы красивы!
Для того чтобы иметь возможность продолжать эту гнусную игру, Генрих III взял себе титул, позволявший обращаться к нему как к женщине. Теперь ему говорили: «Ее Величество восхитительна», «Ее Величество так нежна», «Ее Величество — плутишка»…
Это обращение, некогда принятое при дворе последних римских императоров, вызывало насмешки у простых людей.
А король тем временем подумывал, что надо бы и ему найти способ обращаться к милашкам в женском роде:
— Какая вы милая, какая обаятельная…
Вот тогда его эфебы и взяли себе титулы «Ее Светлость», «Ее Превосходительство».
Все эти молодые люди образовали очень закрытый круг, проникнуть в который было совершенно невозможно по собственной инициативе. Любые интриги с этой целью оказывались безрезультатными, а родственные связи — бесполезными: выбор принадлежал только королю. Иной раз какой-нибудь сеньор, паж, гвардеец, проходя мимо короля, производил на него столь неотразимое впечатление, что тот подзывал своих милашек с крепкими мускулами, которые немедленно устремлялись на добычу и приволакивали ее к королю. Иногда с той же целью прибегали к особой хитрости. Об одной такой истории рассказал Агриппа д'Обинье. Она касалась знакомого ему молодого человека, который стал милашкой (любовником) короля: «Этот несчастный парень питал отвращение к этому мерзостному занятию и первый раз был принужден к нему неожиданным образом. Король попросил его достать из сундука книгу, а Великий Приор и Камилл <Прозвища двух милашек: Антуана де Силли, графа де Рошпо, и шевалье Сальвати.>, когда он наклонился за книгой, опустили ему крышку на поясницу и не выпускали; называлось это у них „схватить зайца за шиворот“. Так и получилось, что молодой человек был силой принужден к этому делу…».
Не будучи оригиналом, король не шел в своей похоти дальше увлечения мальчиками благородного происхождения. Но ему случалось млеть и при виде рабочего, приглашенного во дворец что-нибудь починить. Был, например, случай, когда, обойщик произвел на него сильное впечатление. «Видя, как он, стоя высоко на двух лестницах, прочищал подсвечники в зале, — пишет д'Обинье, — король так влюбился, что стал плакать…» <А. д'Обинье. Исповедь католика господина де Санси.>
* * *
Почитатели великих людей всегда глупы, потому что стараются подражать им «в самом плохом». Неудивительно, что вскоре в Париже появилось много напудренных и накрашенных молодых снобов, которые, подражая, точно мартышки, королю, старались быть кокетливыми, жеманными, ветреными.
А тем временем события при дворе продолжали развиваться. Стремясь понравиться королю, мужчины отказывались от женщин и откровенно предавались содомии. Большинство из них, впрочем, ставило себе это в заслугу, поскольку, являясь физически нормальными людьми, они продолжали испытывать сильное отвращение к этим чуждым удовольствиям. Однако им приходилось преодолевать это отвращение в надежде быть замеченными королем…
Женщины, лишенные мужского внимания, также вынуждены были искать утешения друг у друга. Об этом рассказывает Соваль: «Так же, как мужчины нашли способ обходиться без женщин, женщины научились обходиться без мужчин. И Париж наполнился женщинами-лесбиянками…»
Конечно, не все женщины отваживались вкусить радостей блуда. Скромницы довольствовались применением вспомогательных средств и мечтали о том дне, когда мужчины вернутся к нормальной жизни. Именно тогда приспособления в форме мужского члена, который почему-то назывался «Godemychys», как сообщает Брантом, вошли в такую моду, что их фабриканты нажили на этом целые состояния…
Короче говоря, во всей Франции царил невероятный беспорядок, а, по выражению одного автора, «королевство, в котором правит безумец, похоже на пьяный корабль».
ЖАК КЛЕМАН УБИВАЕТ ГЕНРИХА III ИЗ ЛЮБВИ К М-ЛЬ ДЕ МОНПАНСЬЕ
При всей своей кажущейся мягкости женщины только и делают, что ищут повода к ссорам.
Люсьен РимуаГнусный порок, которому неожиданно стал предаваться Генрих III, приводил в отчаяние Екатерину Медичи. По многу раз в день она заходила в его покои, чтобы напомнить о реальности и постараться заинтересовать сына трагической ситуацией, в которой оказалось к тому времени его королевство. Шел 1576 год, и брат короля, герцог Алансонский, только что перешел на сторону протестантов. Тридцать тысяч человек могли со дня на день двинуться на Париж, и Екатерина была вне себя от страха.
