Егор Лигачев - Предостережение
Когда я услышал эти слова Яковлева — о недальновидности руководства республиканской компартии, — мне стало как-то не по себе. Как видно, речь идет не о ком-либо персонально, а в целом о руководстве компартии, т.е. ЦК. Ведь было же заседание Политбюро в сентябре 1988 года, где именно Яковлев утешал нас. «Недальновидность» (преднамеренную) проявил именно он, прежде всего он, а не литовские товарищи, многие из которых уже тогда били тревогу. И вот здесь, на Пленуме — ни слова самокритики, зато — обвинения в адрес других.
Я поднялся из-за стола президиума и подошел к сидевшему за отдельным столиком заведующему общим отделом ЦК КПСС Болдину. Спросил:
— Валерий Иванович, вы помните, в сентябре 1988 года я вел заседание Политбюро. Яковлев тогда докладывал о своей поездке в Литву. Его информация сохранилась?
Болдин утвердительно кивнул:
— Конечно, сохранилась.
— Спасибо. — Я вернулся на свое место, и, когда Яковлев закончил выступление, четко, чтобы слышали в зале, сказал Горбачеву:
— Михаил Сергеевич, вы можете ознакомить Пленум с запиской Яковлева по Литве?
— Зачем ты встреваешь в это дело? — обращаясь ко мне отозвался Горбачев (сидели мы рядом). Но я повторил:
— Просил бы вас, Михаил Сергеевич, ознакомить членов ЦК с запиской и той информацией, которую сделал Яковлев после возвращения из Литвы в августе 1988 года…
Однако вопрос все-таки не нашел продолжения. И когда мне принесли стенограмму Пленума для правки, я решил вычеркнуть свою реплику, касавшуюся записки Яковлева. Почему? Да потому что на том же Пленуме возник спор между мною и Шеварднадзе по «тбилисскому делу». Нельзя же превращать Пленум ЦК в сплошную перепалку Лигачева с несколькими членами Политбюро. Достаточно того, что мою реплику хорошо слышали члены Центрального Комитета.
Разумеется, и на XXVIII съезде КПСС не было у меня никакой возможности сказать правду о том памятном заседании Политбюро, когда Яковлев докладывал о положении в Литве, — как и другие члены ПБ, я сам отчитывался перед съездом. Но был сильно удивлен, когда Яковлев на прямой вопрос о его оценке ситуации в Литве в августе 1988 года ответил с трибуны, что никакой записки в Политбюро он не писал и вообще не знает, о чем идет речь. Это был характерный для него лживый ответ.
Кстати говоря, к той поездке Яковлева в Литву многократно возвращались не только литовские коммунисты. Этот вопрос возникал на собраниях, на съездах, даже на встречах Горбачева с представителями творческой интеллигенции. На такой встрече в ноябре 1990 года драматург А.Абдуллин сказал:
— Возьмем хотя бы роль Яковлева в литовских событиях. Даже спустя полгода после поездки в Литву в феврале прошлого года он заверял буквально: «Я не вижу ничего страшного в движении Народного фронта Прибалтики, я был на предприятиях, настроение прекрасное, проблем никаких нет, думаю, что там все встанет на свои места. Нам надо перетерпеть и не паниковать». Какой оптимизм! Все встало на свои места. Литва заявила о своем выходе из Советского Союза. Вот такой оптимизм сродни юродству.
Кстати, между рабочим совещанием по Тбилиси и литовской ситуацией сама собой неизбежно ложится еще одна параллель. Во время поездки Горбачева в Литву, его встреч с литовской интеллигенцией по телевидению можно было услышать похвалы в адрес Яковлева от сторонников «Саюдиса». В связи с вышеописанным, эти похвалы, конечно, воспринимаются вполне определенным образом — именно так, как говорил на Пленуме ЦК В.Кардамавичюс.
И тут, разумеется, просто невозможно не вспомнить обсуждение «тбилисского дела» на первом Съезде народных депутатов СССР. Когда формировали комиссию по расследованию трагических событий 9 апреля, Э.Н.Шенгелая сказал:
— И, наконец, я думаю, что было бы очень правильно, если бы эту комиссию возглавил член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Яковлев Александр Николаевич. Это важно потому, что некоторое время тому назад, в феврале месяце, тоже в трудное и напряженное время он был в Тбилиси и занял определенную позицию, выступал по телевидению, и его выступление было принято всеми формалами и неформалами, всем обществом очень хорошо. Поэтому было бы правильно, если бы он согласился возглавить эту комиссию.
К чему привели эти «определенные позиции», видно на примере Грузии и Литвы. Да, вне всякого сомнения, между литовскими и тбилисскими событиями существовала какая-то незримая и многосложная связь. Вовсе не случайно 7 апреля 1989 года, когда я открывал рабочее совещание в ЦК КПСС по ситуации в Тбилиси, мне припомнилось то заседание Политбюро, на котором Яковлев информировал о поездке в Литву…
Явное становится тайным
Докладывал на совещании 7 апреля Виктор Михайлович Чебриков. Он подробно изложил суть своих разговоров с Патиашвили, обрисовал сложившуюся обстановку и передал просьбу грузинских руководителей принять неотложные меры со стороны центра.
Потом выступили все участники совещания, причем некоторые из них по нескольку раз. Хорошо помню, что каждый обязательно вспоминал Сумгаит. Трагическая тень Сумгаита, когда из-за бездействия властей погибли десятки мирных жителей, безусловно, витала над тем совещанием, побуждала всех нас очень ответственно отнестись к предостережениям Патиашвили. Стержнем, сердцевиной всех выступлений был вопрос о том, какие профилактические меры необходимо предпринять, чтобы предотвратить драматическое развитие событий.
Самую решительную позицию заняли Слюньков и Лукьянов, которые именно из-за опасений повторения Сумгаита предлагали подготовить войска, чтобы ни в коем случае не допустить массовых беспорядков. Тут я должен отметить следующее. Как выяснилось из доклада Чебрикова, среди лозунгов несанкционированных митингов были и такие: «СССР — тюрьма народов!», «Русские захватчики, убирайтесь домой!». «Прекратить дискриминацию грузин в Грузии!», и другие лозунги с ярко выраженным националистическим оттенком[1]7.
Вот почему участники совещания решительно настаивали на превентивной передислокации в Грузии войск. Главное — не допустить межнационального конфликта и новых жертв! — таким был лейтмотив почти всех выступлений, встреченных одобрительно. Надо из трагедии Сумгаита извлечь уроки, хватит опаздывать!
Лишь в порядке констатации фактов, ничего конкретно не предлагая, выступил Медведев. Разумовский, который, как и Чебриков, постоянно находился на телефонной связи с Патиашвили, полностью поддержал выводы Виктора Михайловича.
В конце совещания я подытожил мнения и сказал:
— Мы никаких серьезных решений принять не можем, пока не узнаем мнение всего грузинского руководства. Ведь сейчас нам известна личная точка зрения Д.И.Патиашвили[1]8.
