Владимир Алпатов - Языковеды, востоковеды, историки
Когда занятия историей науки заставили меня вспомнить о Юлдашеве, матери уже не было, а тетка была совсем стара и не вставала с постели. Я пытался узнать от нее еще хоть какие-нибудь подробности, но она уже не могла рассказывать и сказала одно слово: «Сволочь!». Таким он и остался в памяти у нее и у матери.
Но кем все-таки был Мухамеджан Юлдашевич и как он появился в Бугуруслане? Об этом в 1992 г. я вдруг узнал из опубликованных в журнале «Восток» воспоминаний старейшего востоковеда Коки Александровны Антоновой (1910–2007), которой у меня посвящен очерк «Мемуаристка». Ее данные я буду приводить, иногда корректируя по Биобиблиографическому словарю советских востоковедов С. Д. Милибанд и Интернету.
Всякие мемуары субъективны, а мемуары Антоновой субъективны в квадрате. Она обладала острым языком и острым пером, не обходила острые углы и не стеснялась резких оценок. К тому же она, когда-то убежденная марксистка, ко времени написания мемуаров принадлежала, как тогда было принято говорить, к демократическому лагерю; стало быть, сталинской формации начальник, да еще не отличавшийся высокой культурой должен был оцениваться ею даже резче, чем моей матерью и теткой. Но опять-таки жизнь сложнее схем.
М. Ю. Юлдашев родился 1 апреля 1904 г. в кишлаке Бешарык около Коканда. Как пишет К. А. Антонова, «он в 16 лет вступил в Красный отряд и храбро сражался с басмачами. Когда в Самарканде… стали набирать студентов в САКУ (Среднеазиатский коммунистический университет, фактически дававший образование в размере нынешних 7–8 классов школы) из узбеков рабоче-крестьянского происхождения, командир, естественно, послал туда Мухамеджана, самого младшего в отряде. В 1921 г. Пенджаб был охвачен волнениями. Тогда из Средней Азии решили послать добровольцев на помощь индийцам, боровшимся против британского колониального господства. Имена свои добровольцы не имели права называть, но, чтобы, в случае если его убьют, знали, кто он, Мухамеджан вытатуирован на наружной стороне пальцев левой руки надпись “САКУ”. Из добровольческой идеи ничего не вышло, так как Афганистан отказался пропустить эти отряды через свою территорию, но татуировка сохранилась у Мухамеджана на всю жизнь».
САКУ Юлдашев окончил лишь в 1928 г.: видимо, его отвлекали от учебы разные мобилизации. В 1934 г. его послали в Москву учиться в Институт красной профессуры. Он закончил его в 1937 г., как раз тогда, когда в Узбекистане сменилось все руководство. Арестовали и затем расстреляли прежних руководителей А. Икрамова и Ф. Ходжаева, сменивший их У. Юсупов заполнял вакансии новыми людьми, в число которых попал и Юлдашев. Возможно, играли роль земляческие связи: оба были ферганцами. Как сказано в Интернете, он в 1937 г. стал секретарем Ташкентского горкома, затем в 1938–1940 гг. был первым секретарем Ташкентского обкома, одновременно в 1937–1941 гг. он занимал должность директора республиканского филиала Института Маркса – Энгельса – Ленина. От того времени у него и в военные годы сохранились два знака отличия: орден Ленина и значок депутата Верховного Совета первого созыва (из-за войны этот созыв длился долго: с 1937 по 1946 г.).
Скоро, однако, начался конфликт Юлдашева с Юсуповым, который, как пишет Антонова, «стал выталкивать Юлдашева с постов: в 1940 г. Юлдашева назначили наркомом просвещения Узбекистана, а в 1941 г. он стал всего лишь директором Института Академии наук» (речь идет об Институте истории, языка и литературы Узбекского филиала АН). В первые месяцы войны началась эвакуация московских и ленинградских ученых в Ташкент (тогда Антонова и познакомилась с Юлдашевым), тогда он «с большим почтением принимал академиков и членов-корреспондентов, старался их устроить получше, и они по-приятельски относились к нему». Тогда «многие узбеки еще помнили Юлдашева в славе», и на глазах Антоновой «милиционеры вскакивали со скамеек и отдавали ему честь, а в чайхане аксакалы сразу приглашали его к себе на почетное место. Юсупову эта популярность Юлдашева не давала покоя».
Дальше Антонова рассказывает: «В ноябре 1941 г. в Ташкенте началась кампания против национализма и аресты узбеков. В УзФАНе (Узбекский филиал АН СССР. – В. А.) был взят Маджиди, заведующий отделом литературы и близкий друг Юлдашева… В конце ноября 1941 г. Юлдашев перестал приходить в институт. Его жена сообщила по телефону обеспокоенным сотрудникам, что у него депрессия (он страдал сильной шизофренией и подозрительностью), надо лишь оставить его в покое и все будет в порядке. Когда прошла еще неделя, а Юлдашев не появлялся, сотрудники… пришли к нему домой – и обнаружили, что Юлдашевых и след простыл».
О дальнейшем Антонова и ее муж узнали только в 1946 г., когда случайно встретили Юлдашева в Москве. Оказалось, верный человек предупредил его о готовящемся аресте, надо было уезжать. «Поехать во время войны в Москву, Ленинград или Куйбышев (где тогда находилось правительство) можно было лишь по вызову. Поэтому Юлдашев приколол значок депутата Верховного Совета и отправился к начальнику Ташкентского вокзала, заявив, что ему надо быть в Куйбышеве. Значок подействовал, и он получил билет. В Куйбышеве он заявился к Берии, и сказал, что с ним – Юлдашевым – хочет расправиться Усман Юсупов.
«Мы запросим из Ташкента материалы, – сказал Берия, – и разберемся здесь». Через месяц Юлдашев опять пришел на прием к Берии. «Юсупов никаких материалов не прислал, – заявил Берия, – очевидно, их у него собрано достаточно, чтобы Вас посадить в Узбекистане, но они не выдержат разбора здесь. Поэтому можете жить спокойно, но не советую появляться в пределах Узбекистана». Вот тогда-то Мухамеджан Юлдашевич оказался в Бугуруслане, где провел большую часть войны.
Опишу вкратце дальнейшую судьбу Юлдашева. В конце войны он переехал в Саранск, став там директором уже не учительского, а педагогического института, дававшего полноценное высшее образование (к этому периоду его жизни я еще вернусь). Работая там, он в 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию. По словам Антоновой, он не появлялся в Узбекистане, пока там был Юсупов, но, по данным словаря С. Д. Милибанд, Юлдашев в 1948–1950 гг., то есть еще при Юсупове, был директором Среднеазиатского государственного университета в Ташкенте. Но в 1950 г. (здесь единодушны Милибанд и Антонова) он уехал в докторантуру в Ленинград, где пробыл до 1956 г., защитив докторскую диссертацию через шесть лет после кандидатской, в 1953 г. Не знаю, насколько в написании диссертаций принимала участие жена Юлдашева, но диссертации отнюдь не лишены научной ценности. Они были посвящены отношениям России с Бухарским эмиратом (кандидатская диссертация) и Хивинским ханством (докторская диссертация), основывались на источниках из эмирских и ханских архивов и вводили в науку свежий материал. Безусловно, ему помогли ленинградские ученые во главе с А. Ю. Якубовским.
