Карла Рэй - Божья девушка по вызову. Воспоминания женщины, прошедшей путь от монастыря до панели
Я решила пройти через это и села на ковер в окружении ног участников, остававшихся в креслах.
«Где ты?» – спросил меня Джон. К собственному удивлению, я без колебаний ответила: «В песочнице».
«Сколько тебе лет?» – продолжал Джон.
«Два года с небольшим».
«Что ты делаешь?»
«Сижу на песке… это крупный, сырой песок… я сижу голышом… мне нравится, как песчинки прилипают к рукам и телу».
«Рядом есть кто-нибудь еще?» – спросил Джон.
«Мой папа, он на меня смотрит».
«Что ты при этом чувствуешь?»
«Мне… противно».
«Твой папа смотрит на тебя, а тебе противно?» Голос Джона был полон недоверия, и я отчетливо вспомнила, что испытывала, будучи двухлетней девочкой. Мой отец не смотрел мне в глаза – он смотрел ниже; лицо его покраснело, превратившись в странную маску. Да, это было противно и мерзко.
Джон закричал: «Да как он смеет так на тебя смотреть!» – и я начала плакать, чувствуя себя преданной навязчивым взглядом отца и от всего сердца благодарная за поддержку собравшихся вокруг взрослых. Сью по-матерински обняла меня. Очень странно было чувствовать на себе оберегающие руки матери.
После сеанса мне стало значительно легче, хотя я была расстроена, поскольку в глазах окружающих мой отец выглядел злодеем. Они всё называли своими именами: для них – а теперь и для меня – было очевидно, что отец не просто смотрел на меня – в его взгляде было вожделение, и он не имел права разглядывать меня там.
Той ночью мне приснился сон. В нем были не образы, а слова, и я должна была непременно их запомнить. Я проснулась ранним утром и большими буквами записала: ОБЕЩАЮ ТЕРПЕТЬ НЕУДАЧУ ВО ВСЕМ, ЧТО ДЕЛАЮ, ЕСЛИ МНЕ ПОМОГУТ ВЫЖИТЬ. Написав это несколько раз, я поняла, что это было буквальное обещание, когда-то данное мной. Это был очень важный ключ, но в каком контексте? Как я могла дать такое обещание? Когда моя жизнь находилась под такой угрозой, что я вынуждена была заключить эту сделку? И с кем я ее заключила?
Размышляя, я вспомнила о своем внутреннем саботаже, гарантировавшем, что все мои попытки прекратить заниматься массажем окончатся неудачей. Когда наступал критический момент, мне всегда становилось «ясно», что ничего из моих задумок не выйдет – даже когда я работала приглашенным экспертом, и неважно, сколько бизнес-курсов я закончила. Я вспомнила, что сказал во время одного из своих блестящих семинаров «Деньги и вы» Роберт Киосаки. Он посмотрел прямо на меня и очень четко произнес: «Конечно, время некоторых уже ушло». Мне тогда было чуть больше пятидесяти, и я отчаянно захотела доказать ему, что он ошибается, однако не могла на себя положиться. Моя склонность ошибаться была сверхъестественной, но отчего-то меня это не удивляло.
В очередной раз пытаясь начать новую жизнь, я записалась на так называемые уроки эффективности, серию пошаговых лекций, направленных на укрепление воли. Я была в таком восторге, применив уроки на практике, что потратила довольно много денег, чтобы научиться вести их самой. У меня отлично получалось, словно это было призванием, делом моей жизни.
Возможно, с точки зрения некоторых участников группы у меня получалось слишком хорошо. Одна женщина-психолог начала задавать вопросы о доверии практикантам. Не думайте, что для работы подойдет любой прилично выглядящий человек, сказала она. Какова наша профессия? И нет ли у кого из нас приводов в полицию?
От нас потребовали рассказать о нашей предыдущей карьере. Я решила отвечать честно: работала учительницей, массажисткой и проституткой. Одно время мое имя и фотография были в картотеке полиции нравов, чтобы те, видя мое объявление, знали, кто его дает. Запись была уничтожена, когда я перестала заниматься проституцией, – я специально позвонила узнать об этом, и мне сказали, что в их папках информации обо мне нет, – но дело оказалось совсем не в том. Никто не хотел иметь в своей команде бывшую проститутку, и не важно, насколько она была «эффективна». Начальник был вынужден меня уволить. Я ушла, кипя от злости, краснея и испытывая невероятное чувство стыда.
Такое не могло произойти с кем угодно. В моей системе определенно был серьезный изъян, подрывной механизм, связанный с утверждением из сна. Вопрос был в том, что с этим делать. Одна знакомая рассказала мне о методе регрессивной терапии, и рассказ в ее устах звучал так, будто я действительно могла таким образом разгадать свою тайну.
Джен была опытным терапевтом и обладала особым талантом: она помогала людям вспоминать свои прошлые жизни, ради чего оставила успешную карьеру в бизнесе. После того как я рассказала о своей проблеме, она объяснила, в чем заключается наша задача: отправиться в ту прошлую жизнь, которая влияет на процессы, происходящие в жизни нынешней. Никто из нас не знал, что мы обнаружим в результате.
Джен начала плавное введение в процесс, а я слушала ее, удобно расположившись на диване в ее гостиной. Я закрыла глаза, испытывая приятное расслабление… я расслаблялась… расслаблялась…
Первым, что я увидела, были пустые, бледные небеса. Меня охватил пронизывающий холод. Я вся дрожала; Джен укутала меня одеялом, но я все равно не могла согреться. Затем мой взгляд коснулся верхушек сосен, растущих на заснеженных холмах неподалеку. Я оказалась индейской девушкой лет пятнадцати, стоявшей на коленях в снегу, а по моим ногам текла кровь.
Затем я увидела двух всадников: одним был шаман, другим – мой любовник из племени сиу. Шаман был самым сильным человеком в племени. С ним запрещалось спорить, особенно девушкам и женщинам – они не принимали участия в собраниях и не могли влиять на решения племени. Однако именно это я и сделала. У меня был дар читать мысли, и я могла сказать, когда человек говорит правду, а когда лжет. Я знала, что шаман выдумывает истории, желая упрочить свое влияние и положение в племени. Вместо того чтобы держать язык за зубами, я громко обвинила его во лжи в присутствии вождя и старейшин.
Я нарушила племенную традицию, заговорив и подорвав доверие к шаману. Я знала, что за этим невероятным, импульсивным поступком последует расправа, но даже не представляла, какая: вдалеке от деревни мой любовник, оказавшийся больше предан племени, чем нашей любви, перерезал мне на ногах сухожилия. Не имея возможности убежать или вернуться в лагерь, я осталась в одиночестве медленно умирать на снегу.
Джен тихо попросила взглянуть в лицо моему любовнику, сидевшему на лошади и уже готовому вернуться в деревню вместе с шаманом. Я встретила тяжелый, самодовольный взгляд своего любовника и была потрясена, узнав глаза отца! По ногам стекала кровь, жизненная сила покидала меня, и я вызывающе посмотрела ему в глаза. Во мне больше не было ни любви, ни просьб, ни вопросов, лишь невероятное желание наказать его, и, собрав в кулак всю свою волю и силу, я его прокляла.
