Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Телицын Вадим Леонидович

Или:

«Реформа 1965 года проводилась экономистами, которые характеризуются западными авторами как умеренные „оппозиционеры“, желающие улучшить систему планирования страны „сверху“, также руководствуясь марксистско-ленинскими принципами. Изменения не положили конец централизованному планированию. Скорее, они хотели несколько сократить его негативные эффекты» [482].

В принципе, неудивительно. Удивило бы обратное — учитывая российские традиции и российскую ментальность — если бы оценка была исключительно однозначной и положительной… И все же, все зависит от приоритетов тех лиц, кто оценивал реформу…

Попытка реформировать советскую экономику предпринималась дважды — в начале 1920-х и в середине 1960-х годов (во второй половине 1980-х ее не реформировали; она, экономика, просто рухнула под тяжестью проблем). Если с 1920-ми годами (со временем «новой экономической политики») более-менее понятно, то с реформами второй половины 1960-х годов многое остается сложным и противоречивым… И в этих противоречиях предстоит еще разбираться…

Косыгин пытался «в одну телегу впрячь коня и трепетную лань», стремясь сохранить, казалось бы, «незыблемые» первоосновы социалистической идеологии, вливая «новую кровь» с помощью таких явлений, которые не были прописаны ни у Маркса, ни у Ленина.

Косыгин считал возможным оживить экономику путем интеграции в планово-директивную систему таких рычагов, как прибыль и рентабельность.

Реформа без отхода от «советского классицизма» в экономике Косыгину не удалась, основной цели реформы достичь не получилось — переход на интенсивный путь развития не сложился.

Но его образ мысли, его идеи, его попытки пересмотреть место и роль государства в национальном хозяйстве оказались востребованными…

Что ему удалось?

Доказать, что реформы советской экономики возможны, но для развития их необходим отказ от, казалось бы, незыблемых мировоззренческих принципов.

Попытка их сочетать и развить требовала не сиюминутного акта, а перманентных изменений, причем всего хозяйственного комплекса.

Он хотя бы попробовал, «проба» обернулась удивительными результатами, но была немедленно блокирована. А Косыгин не решился ринуться в открытый бой. По свойствам своего характера и в силу умения приспосабливаться к ситуации Алексей Николаевич не настаивал на своих взглядах.

Была ли вина Косыгина в том, что реформа не была доведена до своего логического завершения? Скорее, не вина, а беда: сказав «а», он не сказал ни «б», ни «в» и далее… то есть, достигнув первых результатов, не смог, в силу объективных и субъективных обстоятельств, настоять на их развитии. И обстоятельства эти многочисленны — прямое и косвенное противодействие партийных верхов, фетишизм, уже со стороны самого Косыгина, ряда откровенно идеологических установок, таких, как, например, плановость, нелюбовь к Косыгину тех, кто считал его, по крайней мере, «выскочкой», но кто после его смерти пришел к идеям необходимости реформирования советской экономики… Но, так же как и Косыгин, обжегшись на невозможности преодолеть и собственную мировоззренческую предвзятость, и косность «товарищей по партии», не доводили свои реформаторские начинания до логического конца…

Один из главных его недоброжелателей Ю. В. Андропов, став в конце 1982 года генеральным секретарем ЦК КПСС, также поставил своей целью реформировать экономику СССР.

Его интересовали проблемы хозяйственного расчета и самостоятельности предприятий, концессий и кооперативов, совместных предприятий и акционерных обществ — все это Андропов хотел соединить с плановой экономикой и руководящей ролью КПСС. 1983 год — «Закон о трудовых коллективах».

Июль 1983 года — широкомасштабный экономический эксперимент по расширению прав предприятий в планировании и хозяйственной деятельности, по усилению их ответственности за результаты работы.

По указанию Андропова была создана «комиссия Политбюро», она же — «комиссия Н. А. Тихонова — Н. И. Рыжкова», для подготовки экономической реформы в СССР. «Мозговым центром» этой комиссии стал Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований под руководством Д. М. Гвишиани (об институте и его руководителе чуть ниже), который в 1985–1986 годах занимал пост заместителя председателя Госплана СССР.

То есть идеи А. Н. Косыгина оказались востребованы даже его противниками и недоброжелателями…

Удивительно, но факт!

В первой половине 1970-х годов Алексей Николаевич несколько раз ставил перед Брежневым вопрос о собственной отставке, но генеральный секретарь раз за разом просьбу председателя Совета министров отклонял.

А Косыгин чувствовал, что все больше устает (очевидцы писали о нем в это время: «Очень пожилой и очень уставший человек» [483]), но не от годов своих, нет, а от того, что его никто не поддерживает. Косыгин не в состоянии был противостоять движению вспять и не в состоянии был видеть, как страдают те, кто поверил ему…

Что же делать?

«Бесполезно пытаться отстаивать свои убеждения — система безучастно освобождается от людей принципиальных и независимых. И он, оставив реформу, „работал, честно и добросовестно“» [484], — это был его выстраданный в то время принцип.

Косыгин сохранил свой первый пост в правительстве, но был вынужден заниматься вопросами текущего управления. От решения стратегических вопросов экономики его, по сути дела, отстранили [485].

Да и «десятилетием» 1970-е годы назвать для Косыгина было нельзя, это, скорее, пятилетие, так как в 1976 году он перенес клиническую смерть (результат несчастного случая, связанного с историей переворачивания байдарки, на которой Косыгин в один из воскресных дней совершал плавание по Москве-реке в районе Архангельского), что, естественно, сказалось на его работоспособности…

Все чаще и чаще на заседаниях Совета министров Алексея Николаевича подменяет Николай Александрович Тихонов — человек Брежнева, мало разбирающийся в экономике, но очень преданный «верхушке ЦК» [486]. Тихонов докладывал Брежневу и Андропову о «проколах» Косыгина, причем большинство из последних были «плодом его фантазии», но преподносились как ошибки, могущие иметь серьезные последствия для страны, экономики, общества. Все чаще Косыгин становится «гостем» поликлиник, больниц и санаториев, все реже встречи с генеральным секретарем, который, как кажется, просто «не видел» и «не замечал» премьера. Хотя «по протоколу» им очень часто приходилось бывать на том или ином мероприятии.

Подтверждают все это воспоминания очевидцев: «Будучи самодовольным и тщеславным, Брежнев не мог не ощущать свою слабость в экономических проблемах и поэтому испытывал к высокому авторитету Алексея Николаевича Косыгина, возглавлявшего правительство, плохо скрываемую зависть. Отношения между ними обострялись. С Косыгиным все меньше считались. По существу, оказалась свернутой (во многом из-за негативного отношения Брежнева) предложенная и разработанная под руководством председателя Совета министров СССР экономическая реформа 1965 года, с реализацией которой мы связывали большие надежды. Когда же Алексей Николаевич тяжело заболел и его стал замещать великовозрастный Тихонов (всего на год младше его), дела пошли все хуже и хуже. Стало появляться много нерешенных вопросов, ослабли государственная дисциплина и контроль за выполнением принимаемых решений, вошла в моду корректировка годовых и пятилетних планов, снизились темпы нашего экономического роста» [487].

Но и Брежнев, и Косыгин прекрасно понимали, что все за ними наблюдают, и старались «не выносить сор из избы».