Елена Морозова - Казанова
Выслушав его рассказ, почтенный милорд-маршал без труда догадался, какие чувства обуревали Казанову. Посоветовав венецианцу поскорее покинуть Берлин, он взялся сам сообщить Фридриху о его отказе от места. Поразмыслив немного, он все же велел Казанове письменно поблагодарить короля за оказанную милость, однако письмо писать никак не раньше завтрашнего дня и на свежую голову, дабы ненароком не выразить истинных своих чувств.
Скорее всего, Казанова надеялся на некую «благородную синекуру», придворную должность, не требующую дела, но приносящую доход и позволяющую блистать в свете. Но такие должности раздавались обычно по протекции и только дворянам. Иногда, правда, они доставались умам прославленным и просвещенным, но Авантюрист не мог причислить себя ни к первым, ни ко вторым. Милорд-маршал, неплохо относившийся к Казанове и бывший в свои восемьдесят лет весьма снисходительным ко всем заблуждениям человеческой натуры, понимал это и, возможно, потому и отказался стать рекомендателем венецианца. Быть посредником между ним и королем — еще куда ни шло, но поставить вровень со своим древним именем имя итальянского комедианта… Не исключено также, что слухи о скандальном бегстве Авантюриста из Англии уже дошли до Берлина, не способствуя укреплению его отнюдь не безупречной репутации. А может, Казанова не был готов обременить себя какой-либо ответственностью… Как бы то ни было, в «Мемуарах» он не пишет, что более всего уязвило его в предложении Фридриха и какие, собственно, надежды он возлагал на прусского короля. Подробно рассказывая о сокровенных мыслях Любовника и Соблазнителя, Казанова редко касается потаенных дум Авантюриста. Видимо, потому, что он не мог не сознавать, что далеко не все поступки красили творимый им для Истории образ, но, подчиняясь прихотливой памяти, он записывал все, что она ему диктовала, оставляя трактовку его поступков будущим читателям.
Потерпев фиаско в Берлине, Казанова, вспомнив советы Даль Ольо, решил отправиться в Россию. Написав письмо Брагадину с просьбой рекомендовать его какому-нибудь петербургскому банкиру, дабы тот выплачивал ему потребную для безбедного житья сумму, он стал подыскивать слугу, без которого путешествовать было просто неприлично. Судьба послала ему Ламбера, юношу неотесанного, обманщика и плутишку, не имеющего средств к существованию, но чрезвычайно сведущего в математике. Последнее качество столь поразило Казанову, что он предложил ему отправиться вместе с ним искать удачу в Петербург. Парень радостно согласился и пообещал, что в дороге станет с удовольствием ему прислуживать. На том они и порешили.
Перед отъездом Казанове случилось еще раз поговорить с Фридрихом. Дело было на плацу, король уже знал, что венецианец направляется в Петербург, и спросил, чего он хочет найти в тех далеких краях.
— Того же, что искал тут, сир, понравиться господину.
— А вас рекомендовали императрице?
— Нет, сир, только банкиру.
— Что ж, это гораздо более полезная рекомендация. Если будете возвращаться через Берлин, я с удовольствием послушаю ваш рассказ о тамошних краях. А теперь прощайте.
ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ. БЕСЕДЫ С ЕКАТЕРИНОЙ II, ИЛИ ОТВЕРГНУТЫЕ УТОПИИ
За годы своей карьеры Авантюриста Казанова поистине стал вечным странником. По сравнению с ним даже итальянские комедианты, самое непоседливое тогдашнее племя, могли показаться домоседами. Путешествие — это проверка себя, своей неотразимости, своего везения. Путешествие в чем-то сродни игре: подобно игроку, путешественник взыскует милостей Фортуны. И для игрока, и для путешественника не существует границ, игорный стол везде одинаков, путешественник везде в гостях. Путешественник Казанова ухитрялся везде устраиваться с максимальным комфортом, зачастую не имея денег вовсе. Никто, кроме него, так ловко не умел напомнить о себе случайным знакомым, что те тотчас приглашали его на обед и бросались оказывать всяческие услуги, не мог столь быстро договориться с женщиной, отчего на любом постоялом дворе к его услугам всегда была готова хорошенькая постоялица или служанка. «Тот, кто не любит путешествовать, поистине жалкий тип», — написал великий Моцарт. Благодаря путешествиям Казанова — шулер, аферист, сластолюбец, философствующий оратор — почитался личностью значительной, был интересен всем, и все его принимали. Он любил путешествовать как вельможа, в просторной карете, где можно было отлично выспаться, вытянув свои длинные ноги, любил шумно въехать в город, остановиться в лучшей гостинице, заказать шикарный обед… Таким вот знатным господином, в четырехместном экипаже, запряженном шестеркой выносливых лошадей, в середине сентября 1764 года Казанова прибыл в Митаву (современная Елгава) и остановился в лучшем трактире. Правда, денег у него было всего три дуката — все, что осталось от двухсот, с коими он отправился в путешествие. Но в дороге, по его собственному признанию, ему встретилась веселая компания, и после разудалой пирушки толстобокий кошель Авантюриста совершенно отощал. Зато своего он добился — в Митаве его посчитали знатным вельможей, трактирная прислуга обращалась с ним подобострастно, а местные дворяне устроили в честь его прибытия бал-маскарад. Довольный, Казанова подарил свои последние дукаты хорошенькой горничной, и об этом тотчас стало известно. Хозяин трактира склонялся в три погибели, надеясь на щедрую плату. Тут же явился и ростовщик-еврей, предложивший ему либо обменять прусские деньги, не имевшие хождения в России, либо ссудить иными другими деньгами, дабы он вернул долг рублями. Описав сей случай в «Мемуарах», фаталист Казанова заключил: «Ничто в мире не происходит само по себе, а все зависит единственно от деяний наших и причуды Фортуны. Не будь этого сумасбродства с тремя дукатами, я бы ни гроша не сыскал в Митаве».
Герцог Курляндский[60] пригласил Авантюриста на дружеский обед, на котором присутствовали одни мужчины. Зашел разговор о рудах и минералах здешнего края, составлявших главное его богатство. Не зная, что за столом есть истинные знатоки сего вопроса, Казанова принялся рассуждать о добыче и использовании с выгодой подземных богатств, пуская, по его собственному признанию, пыль в глаза, ибо предмет сей до тонкостей ему известен не был. Камергер, главный знаток рудного дела, заспорил с ним, но венецианец так уверенно возражал ему, что после обеда герцог Курляндский отозвал гостя в сторону и, попросив его задержаться на какое-то время в Митаве, предложил поехать осмотреть железорудные и меднорудные месторождения.
