Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история
Во время собеседования я удостоилась комплимента относительно своих рекомендаций. Человек, который брал меня, знал все о нашей связи с Джоном и понимал, почему у меня были трудности с работой.
«Ерунда, — сказал он. — Джон Леннон никогда не подпишет контракт с этой компанией, а я знаю, что вы сможете выполнять эту работу.»
Когда Джон ушел от меня, у него был период творческого подъема. Он активно записывал свою музыку и был настроен стать первоклассным сольным артистом. В противоположность, тот Джон, с которым я встречалась в последующие годы, похоже, был начисто лишен амбиций. Во многом он совсем не походил на того человека, с которым я когда — то жила. Он был способен концентрировать свое мнимание лишь на короткий период времени. Порой он просто сидел и смотрел на меня сквозь очки. Его дух, остроумие, проницательность как будто исчезли, и в нем не было никакой энергии.
Джон рассказывал мне, что Йоко постоянно говорила ему, что нет ничего страшного в том, что он не записывается. Она говорила, что ему ни к чему доказывать свою силу в музыке, потому что он и так наверху. Он хотел, чтобы я согласилась с ней, но я не могла.
«Я думаю, что твой дух умирает, если ты отказываешься учиться и расти.» Похоже, я сильно задела его. «Правда в том, Джон, как мне кажется, что ты — в глубокой депрессии.»
«Нет, нет. Почему ты так говоришь?»
Я, конечно, не могла ему ничего доказать.
В одном, впрочем, Джон был верен себе. Он стал еще более страстным, чем раньше — в этих встречах раскрывалось его глубокое неистовое сексуальное желание — такое же, как в начале наших отношений. После того как мы кончали заниматься любовью, он крепко прижимал меня к себе и держал так долгое время. Наконец, скрипя сердце, нам приходилось каждому идти по своим делам.
Однажды он тихо сказал: «Я хотел бы продолжать всю ночь. Я хочу просыпаться утром вместе с тобой, как раньше. Но каждый раз ты должна уходить.»
Я залилась слезами и села. Мы оделись и поцеловали друг друга на прощанье. Никто из нас не сказал больше ни слова.
Как — то раз в начале 1977 года мне позвонил Марио Касциано, молодой поклонник Джона. Он только что обедал вместе с Джоном.
«Угадай, что он мне сказал, — спросил Марио. — Он закрывает свой офис в «Кэпитол» и перевозит все назад в «Дакоту». Джон сказал, что у них с Йоко «время очищения».
«Извини, не поняла», — сказала я.
«Я сам спросил его, что это значит. Он сказал, что это способ оборвать пуповину, связывающую его с прошлым. Он сказал, что они с Йоко повесили над кроватью кинжал времен Гражданской войны, чтобы он напоминал им о том, что они перерезали все связи с прошлым. Ты не поверишь, что они еще сделали. Йоко заставила Джона повесить также свою гитару, потому что музыка — часть прошлого Джона. Гитара должна напоминать ему, что он распрощался и с музыкой.»
«Это ужасно. Он говорил серьезно?»
«Вполне. После обеда он попрощался и со мной, потому что я — тоже часть его прошлого. Все, что он раньше любил, — отрубается.»
У меня и раньше было опасение, что после того как Джон ушел от меня, он позволил свести масштаб своей жизни до микроскопических размеров. Звонок Марио подтвердил мои наихудшие предчувствия.
* * *Я еще раз встретилась с Йоко весной 1977 года. Меня пригласили на встречу с Хилари Джерардом, менеджером Ринго: Нил Аспинал попросил меня приехать в отель «Плаза» по окончании встречи в «Эппл». Я подошла к лифту отеля в тот самый момент, когда Йоко выходила оттуда. Ее сопровождали двое верзил.
«Привет, Йоко. Ты сегодня прекрасно выглядишь», — сказала я храбро и направилась к ней.
«Привет, Мэй.» Она отступила назад в панике; я пошла за ней. Я не могла поверить своим глазам: она убегала.
«Ты прекрасно выглядишь», — повторила я.
«Ты тоже.» Она повернулась и поспешила прочь. Я поняла, что есть такие моменты, когда даже она может бояться: в этот момент я могла бы преследовать ее по всему залу, в лифте, в вестибюле и по всей южной части Центрального Парка.
Почему мне это никогда не приходило в голову раньше? Почему это никому не приходило в голову? Меня снова поразило то, что все позволяли ей полностью контролировать ситуацию. Только Гарольд Сидер осмеливался возражать ей.
Позже, в конце осени 1977 года я встретилась на публике одновременно и с Джоном, и с Йоко. Роберт Палмер, Спенсер Дэвид и я были приглашены все вместе на вечеринку к Роду Стюарту в «Реджинсе», и мы вместе приехали туда. Через несколько минут пришли Джон и Йоко. Они только что были на свадьбе Питера Бойла и Лорэйн Олтермэн, и Бойлы приехали вместе с ними.
Когда Джон и Йоко вошли в комнату, они столкнулись со мной носом к носу. Джон остолбенел и уставился на меня. Йоко многозначительно улыбнулась. Внезапно один деятель от шоу — бизнеса — организатор мелких концертиков, которого мы с Джоном едва знали, вышел вперед, буквально задвигая меня так, чтобы Ленноны не могли меня видеть. Поразительно, до какой степени люди хотели быть в фаворе у Джона и Йоко. Не было никакой причины у этого человека поступать подобным образом, кроме его собственной фантазии о том, что когда — нибудь, возможно, он будет иметь деловые отношения с Джоном, и что Йоко, «менеджер» Джона, вспомнит об услуге. Джона и Йоко усадили за стол как раз рядом с моим: мой стул стоял спинка к спинке со стулом Джона. Я стала пробираться к своему месту, но тот самый человек, который оттеснил меня назад, уселся на него и вызывающе уставился на меня. Все окружили Джона. Я попробовала протиснуться к нему — я просто хотела поздороваться с ним — но это было невозможно. Я увидела, как Джон смотрит на меня поверх окружавшей его толпы. Очень скоро он поднялся и ушел.
Неделей или двумя позже, когда мы встретились дома у Ричарда, Джон сказал: «Когда я вошел в комнату, сперва не мог поверить своим глазам. Ты была первой, кого я заметил. Я был в ужасе. Я не знал, что делать. Я был так близко от тебя и не мог даже поговорить с тобой. Это сводило меня с ума. Мне пришлось убраться оттуда.»
Я тоже хотела в тот вечер поговорить с Джоном, и снова мне было напомнено о том, как тщательно Джон устраивал свою жизнь таким образом, чтобы даже это для нас было невозможно.
Мы с Ричардом Россом уже давно были друзьями. Я представила его Джону и подталкивала Джона к тому, чтобы они тоже стали друзьями. Отношение Джона к Ричарду всегда было одним и тем же: Ричард был «сейфом» — надежным и безопасным, готовым всегда услужить Джону. Ричард, казалось, был всегда благодарен мне за это.
Между 1976 и 1977 годами отношение ко мне Ричарда стало круто меняться. В течение тех двух лет, когда бы мы не говорили с глазу на глаз, единственным его разговором был Джон и то, насколько он ближе к Джону, чем я. «Я знаю Джона лучше, чем кто — либо, — непрерывно твердил он. — Я знаю, что он думает. Я знаю, чего Джон хочет. Джон ничего не делает, не сказав сперва мне.»
