Николай Игнатьев - Походные письма 1877 года
Горяинова послали предупредить принца Карла, квартирующего вместе с нами в Порадиме. Оказалось, что он и не подозревал движений Османа, а между тем он мнимый начальник всех сил, действующих против Плевны. Я в это время читал военному министру работу мою (esquisses des conditions de paix)**, которую должен был в это же утро доложить государю{62}. Разумеется, всякое занятие было отложено в сторону, и вообще внимание устремилось на Плевну. Мы поскакали на Тученицкий редут в колясках. Выехав на возвышенное плато, господствующее над Плевно, почувствовали мы сырой холод. Было градуса полтора или два мороза, и снежок лежал на полях там, где почва подмерзла. В лощинах, где было теплее, стояли лужи и глубокая грязь. Туман застилал окрестности, напоминая злосчастный день 30 августа. Слышна была ожесточенная пальба к стороне Вида. Подъезжая к редуту и завидев Плевну, мы удостоверились, что в ту сторону лучи солнечные пронизывали несколько туман, освещая местность. Плевна и все позиции видны, как на ладони, с редута.
Христо с лошадьми был послан за час на редут, но по недоразумению остался на полдороге, проморозив Адада даром. У редута государь сел верхом и отправился на полверсты вперед. Мне было очень неловко как дежурному оставаться пешком, и, наконец, берейтору приказано было дать мне запасную, старую и совершенно безногую гнедую лошадь. Я держал ее в 4 повода, и сам берейтор предупредил меня, что она валится на каждом шагу. Хорош бы я был на таком коне под выстрелами. Мы отправились на осадную батарею, фланкировавшую позицию Скобелева на Зеленой горе. Оказалось, что впереди к р. Виду пальба вдруг затихла (в первом часу) и что 4-й и 9-й корпуса потянулись к Плевне. Скобелев занял с своею дивизиею брошенные турками позиции до гребня над Плевною. Были видны издали массы турок в лощине к р.Вид. Все в Плевне казалось тихим. Главнокомандующий проехал за несколько минут перед нами со свитою и конвоем к Плевне. Ясно было - что-то"происходило необыкновенное.
Вдруг получается известие, что вылазка Османа за Вид отбита после отчаянной борьбы, начавшейся с 8 час., причем турки захватили было 6 наших орудий. Сибирский гренадерский полк потерял порядочно при этом и был выбит временно из своих траншей, но снова пошел в штыки, попятил турок, вернул свои орудия и взял у врагов 7 орудий и знамя. Ура! Значит Осман снова отброшен к Плевне. Ясно, что прекращение огня означает или приостановку действий перед новою попыткою, или же переговоры к сдаче.
Принц Карл, поскакавший к своим румынам, дает знать, что 2-й Гривицкий редут (штурм которого был отбит) оставлен турками, равно как и укрепленный лагерь их вправо. Румыны подвигаются вперед с осторожностью. Повсеместно наступление с нашей стороны концентрически на Плевну, без выстрела. Минута торжественная. Государь вернулся на редут, у всех лица радостные, но еще озабоченные. Подают холодный завтрак. Государь и мы все продрогли и жалеем, что Войков (походный гофмаршал) не позаботился доставить чаю. Бегут в соседний земляной бивак и достают самовар и 3 стакана у денщика офицера.
Проходит батарея 2-й артиллерийской бригады. Подзывают батарейного командира к государю, спрашивающему, куда идет батарея. "В Плевно", - отвечает артиллерийский штаб-офицер самым хладнокровным образом, точно самую обыкновенную вещь сказал, точно в Москву идет. Поили и кормили артиллерийского офицера, поздравляли с вступлением в Плевно. Все не верится, что победа окончательная и что армия турецкая попадется в ловушку. В особенности опасаемся, что Османа не возьмут, что он где-нибудь прорвется и уйдет. А без него и всей его армии победа неполная.
С утра государь послал к румынам князя Витгенштейна (Петра) с флигель-адъютантом Милорадовичем, чтобы следить за ходом дела, опасаясь, что прорыв произойдет в ту сторону, как слабейшую. Но Осман выдержал характер до конца. Он не хотел вести переговоры с румынами, признавать их за союзников и тем менее быть поставленным в необходимость им сдаться. До последней минуты он дрался и, наконец, удостоверился в невозможности сломить бронь русских грудей!
Милорадович первый прискакал с заявлением, что Плевна совершенно очищена, что румыны заняли укрепленный лагерь, перед ними находившийся, без боя и что входят теперь вместе с нашими войсками (корпус Криденера) в Плевно. Он проскакал по улицам, видел кланяющихся низко турок, улыбающихся болгарских женщин и девушек, показавшихся ему красивыми, зашёл помолиться в красивую церковь, оставшуюся без образов, взял там несколько валявшихся патронов остатков большого склада - и привез их вместе с турецкою галеткою (сухарь белый) царю для вещественного доказательства своего посещения. Государь, выслушав несвязный рассказ Милорадовича, не отличающегося ни блестящими умственными способностями, ни выправкой (tenue), спросил: "Да турки же где, наконец?" "Все выехали", - был ответ, вызвавший громкий хохот. Совестно было иностранцев, смотревших в такой исторический момент иронически на бестолкового и неталантливого флигель-адъютанта. Куда? Что? - Не могли добиться.
Через час приезжает Питер Витгенштейн и привозит более положительное известие: румыны заняли лагерь укрепленный вместе с Тамбовским полком. Турки, должно быть, сдаются, ибо Витгенштейн видел 3 дивизии пехоты, мирно стоящие с ружьями у ноги с 15-ю или 16-ю орудиями. Турецкий полковник, завидев его, подскакал к нему с непонятным для него приветствием, и они друг другу пожали руку. Огромный турецкий обоз, нагруженный припасами и мусульманскими семействами с пожитками, томился у выхода из Плевны к р. Виду, и люди оттуда махали белыми платками при проезде Витгенштейна. Выстрелы везде смолкли, и Витгенштейн проехал всю Плевну, в которую входили румынские войска и наш 9-й корпус. Интерес все увеличивался, и мы высмотрели все глаза, следя за каждым отдельным всадником. Наконец, летит на взмыленной турецкой лошаденке с казаком сзади полковник Моравский, посланный из Главной квартиры армии, и, весь запыхавшись, с расстегнутым сюртуком и обрызганном грязью лицом бросается к государю, сняв шапку. Ура! Осман со всею своею армией сдается безусловно, выговаривая лишь, чтобы имущество офицеров турецких им было оставлено (черта военных нравов - единственная забота главнокомандующего!). Он прислан от Ганецкого, командующего гренадерским корпусом. Осман храбро атаковал все утро гренадерскую дивизию, ранен в руку и, наконец, прекратил огонь, удостоверившись, что прорваться невозможно. Волынский и Литовский полки овладели с боя тремя турецкими редутами и взяли 3 тыс. пленных с пашою. Осман прислал своего адъютанта к Ганецкому сказать, что он болен и просит прислать генерала к нему. Ему было отвечено, что пусть пришлет вместо себя другого пашу. Наконец, сам Осман решился явиться к Ганецкому, который и предупредил его, что посылает представляемого полковника прямо к государю. Осман показался Моравскому пресмирненьким человеком. Вообще все турки, в особенности офицеры, были унылы и посматривали горько на наших. Действительно, даже нам тяжело смотреть на людей, исполнивших храбро и самоотверженно свой долг и поставленных в печальную необходимость сложить оружие. Тут царское лицо просияло. Государь снял фуражку и крикнул вместе с нами, крестясь, "ура!". Все друг друга поздравляли, как в светлый праздник. Казаки, конвой, ямщики, придворная прислуга - все заорало "ура!" Весело было посмотреть на радостную улыбку государя, приговаривавшего, когда мы подходили его поздравлять "quelle magnifique journ и ходившего взад да вперед по [валу] редута. Остановившись пред Д.А.Милютиным, государь сказал ему: "Мы тебе обязаны, что здесь теперь находимся. Я никогда не забуду, что когда хотели (Николай Николаевич, Непокойчицкий и Зотов) отступить после 31 августа, ты настаивал на оцеплении Османа и продолжении осады Плевны. Надень Георгия 2-й ст., который ты вполне заслужил, я тому свидетель". Милютин прослезился, стал говорить, что он недостоин, что ему совестно будет носить военный орден, и поцеловал у государя руку. Витгенштейн сделан генерал-адъютантом, а Моравского (первого вестника сдачи, хотя и не совсем достойного человека) и раненого под Горным Дубняком начальника конвоя линейных казаков Жукова [сделали] флигель-адъютантами. Казаку, скакавшему от Ганецкого - Георгиевский крест.
