Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Заметим, что эта миниатюра (авторы – трио Нестроевы) родилась не случайно. Дело в том, что чаще всего Райкин, как мы помним, изображал начальников (в том числе и директоров) иного плана: либо туповатых, либо этаких кондовых бюрократов, которые трясутся за свое место и гнобят любую свежую инициативу, исходящую от подчиненных. Эти интермедии имели успех у рядовых зрителей, однако «верхами» принимались с плохо скрываемым раздражением. Что вполне естественно. Ведь во второй половине 60-х советская бюрократия вступила на путь окончательного своего оформления в сплоченную касту неприкосновенных людей. После того как из Кремля был убран импульсивный Хрущев, хоть изредка, но проводивший перетряску бюрократических верхов, к власти был приведен более покладистый Брежнев – руководитель, который должен был стабилизировать ситуацию в верхах, выведя высшую номенклатуру из-под любого серьезного наказания за свои проступки. С этого момента критиковать бюрократию вновь стало небезопасно. Поэтому «наезды» на Райкина возобновились: как в Ленинграде (в тамошнем обкоме, который с 1962 года возглавлял Василий Толстиков), так и в Москве (в ЦК КПСС и Министерстве культуры). Артисту прямым текстом говорили, что он чрезмерно увлекается критикой советских чиновников. «Они у вас сплошь одни придурки или сволочи», – говорили Райкину. Поэтому специально к «Светофору» Нестроевы и родили на свет своего «Директора» – положительный фельетон про начальника из разряда хороших.
Кстати, появление в миниатюре образа американской «бизнес-леди» тоже было не случайным. В те годы из уст больших начальников часто звучал призыв умерить критику советских недостатков, поскольку это дает лишнюю пищу западным идеологам для их антисоветских выступлений. Авторы «Директора» выступили опровергателями подобного подхода: они пытались доказать, что советским руководителям не стоит жить с оглядкой на Запад и не бояться показывать иностранцам недостатки советской экономики. Дескать, только слабая система живет с оглядкой на других, в то время как сильная ничего не боится. В целом разумный подход, если соблюдать принцип золотой середины, поскольку любая критика – оружие обоюдоострое. С ее помощью можно объект критики всего лишь уколоть, дабы заставить его зашевелиться, а можно ведь и перестараться – заколоть насмерть. Именно последнее произойдет в годы горбачевской перестройки, когда критики буквально сойдут с ума в своем желании вытащить на свет все недостатки и пороки (как реальные, так и мнимые) советской системы. Что из этого вышло, мы все прекрасно знаем – систему закололи насмерть.
В год выхода в свет спектакля «Светофор» по стопам своих родителей отправился и второй отпрыск Райкиных – сын Константин. Как и его сестра Екатерина, он в 1967 году поступил в Театральное училище имени Щукина. Причем не по блату, как это часто в ту пору случалось с сынками и дочерями именитых родителей, а по самому что ни на есть таланту. Как мы помним, Константин еще в детстве выказывал его ростки, о чем писал в своих дневниках знаменитый детский писатель Корней Чуковский. Заметим, что со многими детьми, которые в детстве поражали взрослых своими уникальными способностями, с течением времени происходит некая трансформация – они становятся вполне заурядными людьми. С Райкиным-младшим этого не произошло. Например, тот же Чуковский в своем дневнике от 29 января 1968 года оставил следующую запись:
«В гостях у меня был гений: Костя Райкин. Когда я расстался с ним, он был мальчуганом, играл вместе с Костей Смирновым в сыщики, а теперь это феноменально стройный, изящный юноша с необыкновенно вдумчивым, выразительным лицом, занят – мимикой, создает этюды своим телом: «Я, ветер и зонтик», «Индеец и ягуар», «На Арбате», «В автобусе». Удивительная наблюдательность, каждый дюйм его гибкого, прелестного, сильного тела подчинен тому или иному замыслу – жаль, не было музыки, – я сидел очарованный, чувствовал, что в комнате у меня драгоценность. При нем невозможны никакие пошлости, он поднимает в доме духовную атмосферу – и, глядя на его движения, я впервые (пора!) понял, насколько красивее, ладнее, умнее тело юноши, чем тело девицы.
Верно сказал Ал. Н. Толстой:
Девка голая страшна:
Живородная мошна.
Привели Костю его мать – Рома и Татьяна Тэсс, только что написавшая большую статью о Райкине (в «Известиях»).
Очень своеобразен и художествен разговор Кости Райкина. Своим серьезным, немного саркастическим голосом он рассказал, как родители и дети собираются где-нибудь за городом для общих веселий: родители вначале опекают детей, стоят на страже, но вскоре сами напиваются так, что их начинают опекать дети: «папа, стыдно!», «мама, довольно» – и развозят их по домам…»
Райкин-старший, естественно, гордился своим сыном, которого он прочил в свои наследники – тот должен был рано или поздно наследовать его театр. Однако с детьми своими сатирик никогда не сюсюкал – ни с дочерью, ни с сыном, да и с внуками тоже. О характере своего отца сам К. Райкин в одном из интервью выразился следующим образом:
«Помню, я поступил на первый курс, начались разные студенческие вечерухи, дело понятное, выпивка – а он этого терпеть не мог. Я один раз пришел немного выпивши, другой, а на третий он заходит ко мне в комнату: «Костя, а почему ты пьяный?» – этим своим страшным тихим голосом. И все. Прошибло…»
1967 год закончился для Райкина на бравурной ноте: 11 ноября состоялась премьера полнометражного документального фильма «Аркадий Райкин». Причем в Госкино картину приняли без единой поправки, что вообще-то случалось редко. Читаем у В. Катаняна:
«Прошла пышная премьера «Райкина» в Доме кино. Мы все были нарядные. Успех был большой, зал битком набит. После просмотра фильма мы пировали в ресторане – Райкин с Ромой, Оття (кинооператор Оттилия Болеславовна Рейзман), Лена, Шергова с мужем, Кассиль и Собинова, Инна и я. Угощали я и Шергова.
Картину – еще до выхода – смотрят всякие клубы. Я несколько раз выступал на устных журналах. Появились рецензии…»
Однако уже не за горами то время, когда на смену бравурной мелодии придет тревожная…
Глава 9
В опале, или «Гробовые» бриллианты
Минуло всего две недели после премьеры «Аркадия Райкина», как на самом «верху» началось нервное движение. Возникло оно после того, как кто-то из членов Политбюро, посмотрев картину у себя на даче, нашел в ней весьма существенный идеологический изъян. Он содержался в одном эпизоде – в интермедии «Юбилей», которая, как мы помним, появилась в 1964 году и тогда же вошла в спектакль «Волшебники живут рядом». В этой сценке главным героем был номенклатурщик-кадровик Федор Гаврилыч Пантюхов, который честно признавался в том, что учиться он не любил – «зачем мне учиться, когда я могу учить других». И далее: «Глотка у меня была луженая, активность меня заедала, и стал я выдвигаться. Сперва в местном, потом в районном масштабе. Какие только должности я ни занимал, и хоть все я всегда проваливал и меня в конце концов отовсюду сымали, но параллельно считалось, что я, как руководящий работник, расту…»
