Тито Гобби - МИР ИТАЛЬЯНСКОЙ ОПЕРЫ
Аманти ди Николае входит в дом Донати с очень важным видом. На миг он даже останавливается, как бы ожидая торжественной встречи. Затем садится за письменный стол, поставленный для него в дальнем углу. Снимает головной убор и, раскрыв свою папку, приводит в порядок бумаги. Затем слегка ударяет болтливого Пинеллино тростью по животу, давая понять, что процедура оформления завещания начинается.
Какое же удовольствие доставляла мне сцена составления завещания! Она изобилует оттенками, нюансами, акцентами. Как говорится, я умирал скорее от смеха, нежели от того, что исполнял роль умирающего...
Партия Скикки требует совершенно особого голоса. Несомненно, он принадлежит зрелому человеку, но временами в нем должна ощущаться острота, а в интонациях Скикки - угадываться что-то похожее на юношескую дерзость. Эта очень важная черта личности Скикки иногда ускользает от внимания публики, захваченной блеском и живостью актерской игры. Он чутко воспринимает ситуацию, однако всегда сохраняет характер жуликоватого флорентийского парня, каким был когда-то, готового высмеять кого угодно и что угодно и все обратить в свою пользу.
Именно такой образ я и стремлюсь создать; и чем больше работаю над гримом и пластикой, тем удачнее результаты, которых я достигаю.
Вспомним, например, с какой убедительностью Скикки делает вид, будто поддерживает намерения наследников Буозо, хотя сам уже давно разработал хитроумный план действий. Или то, как в момент опасности он ловко напоминает им, что все они являются соучастниками преступления и в равной мере несут ответственность перед законом. В трактовке Пуччини он крестьянин, расчетливый, обладающий здравым смыслом, полный решимости вступить в бой за счастье своей дочери, с презрением относящийся к власти, острый на язык. Не существует никаких правил исполнения этой превосходной сцены, она дает актерам практически безграничные возможности для самовыражения.
Частенько, играя Скикки, я с удовольствием высмеивал своих так называемых родственников, иногда я действовал столь неожиданно, что они реагировали на мои выходки с удивительной непосредственностью. Однако я всегда уважительно относился к музыке и тексту. Это для меня - непреложный закон.
Изображая Буозо, Скикки начинает с комплиментов в адрес нотариуса, называет его - "нотариус любезный". Он знает, что, льстя Аманти ди Николае, заручается поддержкой нотариуса. Впоследствии тот охотно примет его объяснение: свою подпись Скикки-Буозо не в состоянии поставить якобы из-за паралича. Родственники с преданной грустью в голосе поют: "Бедный Буозо!" - и Аманти бросает на них короткий взгляд поверх очков. (Кстати, очки были изобретены в Пизе в 1295 году, то есть за четыре года до описываемых событий, так что наш нотариус шагал в ногу со временем.)
Приняв печальное объяснение, подкрепленное слабым взмахом руки между створками полога, нотариус призывает свидетелей и спрашивает у них: "Вы убедились?" Ему вновь приходится прибегнуть к помощи своей трости, чтобы вывести Пинеллино и Гуччо из состояния прострации. Затем он принимается нараспев читать преамбулу к завещанию.
Этот текст, читаемый в строгом соответствии с темпом музыки, должен звучать монотонно, но совершенно отчетливо, на подчеркнутых словах следует делать ударения. Джанни слишком хорошо знает наиболее важные пассажи, поэтому он застает нотариуса врасплох, когда дрожащим голосом просит его внести такое дополнение: "...аннулируя и лишая силы все другие завещания"!
Аманти торопливо вписывает пропущенные им слова и, несмотря на раздражающий его гул одобрения, которым семейство сопровождает составление завещания, и многочисленные остановки, он не задает никаких вопросов, пока Скикки не доходит до весьма скромненького завещательного отказа в пять флоринов на нужды благотворительности.
"А не будет ли мало?" - спрашивает нотариус. Но Скикки, по-прежнему имитируя голос Буозо, отвечает, что, когда человек отваливает кругленькую сумму на благотворительность, в народе говорят: "...наверное, при жизни крал он бесстыдно и много!" Восклицания родственников: "Как мудро!", "Как достойно!" - довершают дело.
Сначала хитрый Скикки великодушно раздает мизерные доли состояния Буозо, позволяя себе забавное rallentando, когда завещает Чьеске и Марко "имущество... Квинтоля", как если бы приходилось держать в уме столько имен и имуществ, что вспомнить самое важное из них ему нелегко. Услышав, что он отказывает "прекрасного мула своему преданному другу... Джанни Скикки", родственники поднимают невообразимый гвалт, и сбитый с толку нотариус в конце концов ударяет тростью по столу. Как только воцаряется зловещая тишина, он объявляет своим звонким голосом: "Мула завещает своему преданному другу... Джанни Скикки".
Протестующие крики семьи, за исключением ехидной реплики Симоне о том, что мул совершенно не нужен Джанни Скикки, тонут в нисходящих звуках оркестра. Следует грозное замечание "умирающего": "Успокойся, Симоне, знаю сам я, что нужно Джанни Скикки".
Нотариус опять усаживается за стол, но потом он вынужден беспрестанно вскакивать со своего места, пытаясь перекричать разъяренных наследников. Наконец-то до них дошло, что все самое ценное уплывает в руки Джанни Скикки. Вначале они по очереди подходили к постели "умирающего" и благодарили его за внимание и заботу. Теперь же их негодующие возгласы все больше веселят Скикки по мере того, как ценности одна за другой уходят к "...неизменному и возлюбленному другу Джанни Скикки".
Жалобным голосом он заявляет нотариусу, как бы извиняясь за свою не в меру разгорячившуюся родню, что он сам решит, кому завещать свое добро. "Синьор нотариус, я знаю, что мне надо! Записывайте все, что я диктую, - говорит он и добавляет с угрозой: - Пускай кричат, им песенку спою я..."
Разгневанное, но беспомощное семейство прекрасно понимает смысл его намека. "Прощай, Флоренция!" - эта фраза напоминает им о наказании, неминуемом в случае раскрытия их соучастия в мошенничестве.
Дойдя до последнего и наиболее важного пункта завещания - владения мельницами в Синье, он, наслаждаясь мукой семейства, замедляет темп и в пассаже, похожем на вокальный акробатический трюк, то имитирует голос Буозо, обращаясь к нотариусу, то вдруг поет собственным голосом, удерживая родственников в бессильном состоянии ужаса. Здесь важно с абсолютной точностью соблюдать указания Пуччини: ни в коем случае нельзя ускорять темп слишком рано, фразу "Я закончил!" следует петь на достаточно выраженном sostenuto без торопливости и очень отчетливо, как если бы речь шла о самом обычном деле на свете.
Свидетели ставят на документе крестики вместо подписей, и нотариус поспешно прячет бумаги в папку. Затем, все еще вне себя от негодования, вызванного отвратительной сценой, он собирается уйти, но его останавливает слабый голос из-за полога. Скикки сообщает нотариусу, что ему причитается сто флоринов за услуги, а свидетелям - по двадцать флоринов. Эту сумму заплатит им Дзита. Обрадовавшись вознаграждению, все трое хотят приблизиться к постели Буозо, чтобы выразить ему свою благодарность, но Скикки останавливает их движением слабеющей руки, и они поворачивают обратно. Дорогу им преграждают перепуганные родственники.
