Лиля Энден - Изменники Родины
Лисенков сделал рукой широкий жест, долженствующий означать: «разливанное море»…
— А если не придете, погребуете, я в большой обиде буду! — скозь любезное приглашение призвучало нечто похожее на угрозу. — И вас прошу, Ивановна, в гости!.. И вас, Владимировна!.. Всех приглашаем!
— Спасибо, я приду обязательно! — сказала Маруся.
— Неужели ты в самом деле собираешься идти на эту свадьбу? — спросила свою подругу Лена, когда за молодоженами закрылась дверь.
— А почему нет? Пойду! Это интересно!.. Случай понаблюдать полицейские нравы и обычаи… А кроме того, теперь не время без надобности злить этих господ… И тебе с Николаем я бы советовала «не гребовать» и почтить шеф-полицайскую свадьбу своим губернаторским присутствием.
* * *Лене и Николаю очень не хотелось идти на Лисенковскую свадьбу, но за ними прибежала сама невеста, ранее никогда у них не бывавшая, и почти насильно потащила к себе обоих.
Лена захватила с собой в качестве подарка коробочку пудры, ту самую, что она год тому назад подобрала в разоренном магазине. К ее удивлению, этот подарок привел Фрузу в неописуемый восторг.
— Пудра! Настоящая! Довоенная!.. Ой, Михайловна, где же ты достала? Вот спасибо!.. А я-то все горюю, что нос блестит… Нигде ведь теперь не достанешь!..
И она поспешно начала пудрить свой нос, чтоб не блестел.
По дороге на пышную свадьбу Венецкий забежал в Крайсландвирт и застал там одного пожилого зондерфюрера Шлиппе, помошника Шеффера. Шлиппе наотрез отказался от приглашения шеф-полицая, и Венецкий договорился с ним, что тот его вызовет с этого пиршества.
Подвыпивший Лисенков начал хвастаться своим многочисленным гостям, что немцы за его заслуги пожаловали ему двадцать гектаров земли и разрешили выбрать любой участок в Липнинском районе.
— Любую землю, говорят, бери!.. Какая на тебя смотрит!.. Потому, значит, я верный и преданный слуга германской власти… Германская власть, кто ей хорошо служит, хорошо награждает!.. Я теперь помещик!.. Я сказал: в Шантарове участок возьму… Там сад фруктовый мировой!.. Будет теперь мой!.. А мужиков оттуда погоню к чертовой матери!..Я помещик!.. Я заслужил!.. И орден выслужил!.. У кого еще в Липне орден есть? Ни у кого!.. Вот мужики говорят: Пылик такой-сякой, а германская власть Пылику орден дала, потому германская власть понимает, кто к ней всей душой, а кто…
Излияния нового помещика были прерваны появлением крайсландвиртовского конюха Мишки Зайцева.
— Сергеич! Вас новый комендант требует!
Венецкий поспешно встал из-за стола.
— Извините, я должен идти!
Фруза повисла на его руке.
— Не ходи, сергеич! Этот шлюп старый сам не пришел и людям не дает повеселиться!.. Мы Шефферу скажем… Он прикажет, чтоб ты никуда не ходил…
— Нет, нет, Константиновна! — бургомистр мягко, но решительно отстранил хозяйку дома. — Я пойду узнаю, что ему надо, а если какой-нибудь пустяк, я вернусь к вам…
Конечно, он не вернулся.
Через полчаса, под предлогом церковной службы, ушла и Лена.
Маруся Макова оставалась довольно долго и занималась наблюдениями за полицейскими нравами.
* * *Другая многим в Липне запомнившаяся свадьба была в начале зимы, когда свежий снег уже плотно укрыл поля и улицы.
К бургомистру явился Виктор Щеминский.
— Ну, Сергеич, давайте мне свидетельство о женитьбе, на этот раз по-настоящему!
Рядом с расфранченным Виктором, смущаясь и краснея, стояла хорошенькая белокурая Зиночка Тимченкова.
Она окончила школу перед самой войной. При немцах она спрева ходила на чистку снега, потом работала на огородах крайсландвиртовского подсобного хозяйства; наконец, недавно, когда в городе появился немецкий магазин Цет-О, Зиночка устроилась туда продавщицей.
Зарегистрировали новобрачных в субботу, а в воскресенье Виктор пришел со своей невестой в церковь и заявил, что хочет венчаться. Отец Макарий исполнил его желание.
Свадьбу справляли на новой квартире, в доме, который Виктор недавно для себя отремонтировал. Приглашено было пол-Липни.
Но многие гости, в том числе бургомистр с женой, скоро ушли, и после ухода «черезчур самостоятельных» пьяное пиршество развернулось без всякого стеснения.
Самогонка лилась рекой, гармонь не умолкала, новые доски пола гнулись под ногами пляшущих…
Разошлись гости, не считаясь ни с какими запретами и комендантскими часами, уже после полуночи.
Виктор обнял свою молоденькую жену, посадил ее на колени и не успел поцеловать, как зазвенело стекло и в окошко влетел камень.
— Ах, черт возьми!..
Виктор бросился к дверям. На пороге стояла вдребезги пьяная Александра Степченкова.
Она была на свадьбе, вместе со всеми гостями пила самогонку, пела песни, танцевала и ушла одной из последних; а теперь хмель и ревность привели ее обратно…
— Чего тебе надо? — крикнул Витька.
Шурка, шатаясь, вошла в комнату и протянула к нему руки.
Уже несколько месяцев она не напоминала Виктору о прежней близости, и он считал, что старая любовница, наконец, поняла, что не нужна ему, и отвязалась, оставила его в покое…
Но не тут-то было!..
— Витя!.. Милок!.. Давай с тобой спать ложиться! — схватив Виктора за рукав, она потащила его к постели. — Ты ведь мой миленочек!.. А лахудру эту прогони, Зинку-то!.. К черту ее!..Пусть домой идет!.. Она же ничего не понимает… Пусть она идет к своей мамке!.. Пусть деточка идет к своей мамочке!..
И Шурка тяжело плюхнулась на голубое пикейное одеяло.
Виктор рванул ее за руку с постели.
— Иди домой! Уходи!..
Он сжал зубы, чтоб не выругаться: еще вчера он обещал Зиночке бросить ругаться…
— Чего это я пойду?… Я дома!.. Я к мужу своему пришла!.. Это неважно, что по немецкому закону нельзя, коли больше десяти лет… Мы с тобой, Витечка, русские…
— Тетя Шура, встаньте, идите домой! — попробовала вмешаться Зиночка.
— Ишь!.. «Тетя Шура»!.. Племянница нашлась!.. Какая я тебе «тетя Шура»? Да еще домой посылает!.. Ах, ты чушка!.. А ну пошла сама отсюдова вон, пока я тебе морду не набила!.. Я ему жена, понимаешь — жена, а ты так себе…
Она добавила несколько слов, от которых личико Зины стало краснее ее коралловых бус.
Виктор сделался белее свеже-выбеленной стенки.
И вдруг бессознательно ожило в нем, не воспоминание, нет, а чувство, испытанное им много лет назад, когда он был еще мальчишкой.
… В детстве Виктор был большим любителем собак, кошек и всякого зверья и вечно с ними возился. Но однажды, когда ему было лет тринадцать, произошел случай, который он не любил вспоминать.
На их двор забежала небольшая соседская собачонка, мохнатая, белая с черным, ничем не примечательная.
