Виктор Устьянцев - Автономное плавание
- Странно, странно.
Должно быть, ему и в самом деле показалось странным, как это главком "прохлопал" и назначил командиром атомной лодки человека, способного не только противоречить, а даже грубить старшим. Не важно, что это было десять с лишним лет назад и что все последующие аттестации разрисованы лишь красным карандашом. А уж об обстоятельствах, при которых возникла эта подчеркнутая синим карандашом запись, за десять лет Матвея так никто и не спросил, об этом помнит лишь он сам, да еще Дубровский.
"Может быть, вот и сейчас мы совершим ошибку, отказав Гущину в приеме в партию", - подумал Матвей, прислушиваясь к тому, что говорили на собрании.
А говорили о матросе Гущине. Припомнили, как он сжег блок питания автомата, обвиняли и в недисциплинированности, и в халатности, и в безответственности.
- Разрешите мне сказать? - попросил Стрешнев председательствующего.
- Пожалуйста. Слово имеет командир, - объявил Куделя. И, видимо, вспомнив, как Стрешнев однажды за метил, что на партийном собрании нет начальников и подчиненных, поправился: - Слово имеет коммунист Стрешнев.
Стало так тихо, что слышно было, как плещется у борта вода. Кто-то внизу, в лодке, крикнул радисту: "Сделай погромче, командир говорить будет!" Матвей досадливо поморщился, и все-таки постарался говорить громче:
- Прежде всего, я хочу дать следующую справку. Блок питания сжег не Гущин, а конструктор Катрикадзе. Он мой старый друг, мы с ним вместе служили на дизельной лодке, и он мне сам в этом признался. Конечно, Гущин тоже косвенно виноват, это его заведование. Но заметьте, он не стал сваливать вину на конструктора, а взял ее на себя. Видимо, он рассуждал так: конструктор человек на корабле посторонний, а мы тут служим, с нас и спрос. Свидетельствует ли это о безответственности Гущина? По-моему, нет. Скорее, наоборот...
Много было в Гущине от желания прослыть оригинальным. Не один он, многие из вас, честно говоря, и сам я в свое время прошел через это. Гущин вырос в Ленинграде, в семье известного ученого, был избалован, его до восьмого класса бабушка за ручку водила в школу, в театр, в цирк. Надоело это ему. Думал, придет на флот и сразу начнет покорять океан, открывать новые земли, прославится так, что затмит своего знаменитого отца, а уж бабушку-то конечно. А тут, представьте, старшина начал его за ручку водить. То на камбуз картошку чистить, то гальюн драить, а один раз даже на гауптвахту отвел. Было такое? Ну вот, и старшина подтверждает. Вот и паясничал Гущин, чтобы вызвать у вас сочувствие, потому что и многих из вас старшина по тем же адресам водил. Но вы Гущину как-то не очень посочувствовали, потому что у вас жизнь складывалась по-иному, кое-кому уже пришлось зарабатывать хлеб насущный. Во всяком случае, вы знали, что картошку чистите для себя, а нечистоты убираете за собою же, и старшина учит вас уму-разуму. Вот тогда, наверное, и задумался Гущин над тем, почему же вы ему не сочувствуете. И заметьте, опять же он не обиделся на вас, не замкнулся, а стал к вам ближе присматриваться и кое-чему учиться. И специальность хорошо освоил, и в стенгазете стихи о вас стал печатать и вот дошел до самого Северного полюса. Можем ли мы сегодняшнего Гущина сравнить с тем, которого мы знали раньше? Да, человек меняется трудно, но он уже не тот, что был, он стал лучше. Во всяком случае, в этом походе он проявил свои лучшие качества, работал но хуже любого из вас. Да, в свое время мы много имели к нему претензий. Но не надо забывать мудрой русской пословицы о том, что за одного битого двух небитых дают. Я не уверен, что Гущин больше нигде не оступится, как не могу сказать, что никто из вас никогда но ошибется. Но абсолютно уверен, что если и оступится, то не там, где уже набивал шишки. И важно ведь не то, что человек оступился, важнее, как он к этому сам относится, запомнил ли то место, где падал. Мне кажется, Гущину надо поверить и помочь. К тому же мы принимаем его не в члены, а кандидатом в члены партии, у нас впереди еще целый год, чтобы посмотреть, какой из Гущина коммунист получится. Так или нет?
- Так! - дружно подтвердили и сидящие на льду и облепившие палубу и надстройки лодки.
За прием Гущина проголосовали единогласно.
Уже вечером, когда после горячего душа Матвей направлялся к себе, у каюты его поджидал Гущин.
- Спасибо, товарищ командир, - смущенно поблагодарил он. - Вы ведь на этом собрании вроде как рекомендацию мне дали, хоть и не в письменном виде. Я вас не подведу, можете поверить.
- Я верю.
- Спасибо, - еще раз поблагодарил матрос. И все более смущаясь, пробормотал: - Извините, еще хочу спросить у вас, откуда вы про мою бабушку узнали?
- А это, брат, длинная история. Заходите-ка в каюту, я вам все объясню.
Усадив матроса в кресло, Матвей сам сел на диван, открыл ящик письменного стола и достал пухлый конверт.
- Вот тут все жизнеописание раба божия Алексея Гущина. Ваша бабушка прислала. Пишет, что здоровьишком вы слабенький, боится, как бы не простудились, просит не разрешать вам купаться в Ледовитом океане и есть много мороженого.
- Во дает бабка! И кто ее просил?
- Не обижайтесь на нее, она печется о единственном внуке.
- Ох, лучше бы уж не пеклась! Ну, я ей напишу!
- Не вздумайте. И вообще вы об этом письме ничего не знаете, иначе подведете меня. Мы ведь с ней ведем "секретную" переписку.
- И что же вы ей написали?
- Что служба у нас легкая, что теперь за нас все техника делает, а мы ходим руки в брюки и книжечки почитываем. Она очень боится, как бы вы не похудели, так я ей последние антропометрические данные выписал. Окружность груди у вас увеличилась на девять сантиметров, объем легких - на восемьсот кубиков, рост - на два сантиметра и вес - на четыре килограмма триста пятьдесят граммов. А к ним еще меню-раскладку за неделю приложил. Ну и характеристику вам выдал самую блестящую. Так что можете быть уверены, что все ваши родственники, знакомые, все старухи ближайшего квартала, а также дворники и постовые милиционеры посвящены в мельчайшие тонкости вашей службы.
- Представляю, как она носится с этим письмом! И охота вам было, товарищ командир, всем этим заниматься?
- Надо, брат. Зато бабуся теперь спит спокойно.
- Вряд ли, она у меня суматошная, - нежно сказал Гущин. - Вот и до вас добралась, будто других дел у вас мало. Вы уж извините, товарищ командир.
- А я вот вам завидую, что у вас бабушка есть. Свою я и не помню. А с матерью только год и пожили...
И Матвей неожиданно для себя начал рассказывать о своем нелегком детстве, о детском доме. Когда он замолчал, Гущин осторожно поднялся, хотел уйти незаметно, но привычка к дисциплине, видимо, взяла свое, и он тихо спросил:
