Станислав Малышев - Военный Петербург эпохи Николая I
Глава 14
«Гвардейские шалости»
И в николаевское время, известное своей железной дисциплиной и строгостью, находилось место шуткам, юмору и смелым шалостям. Гвардейские мундиры были большой честью и ответственностью для тех, кто их носил, но молодежь всегда оставалась молодежью, и офицеры при каждом удобном случае проказничали, как могли.
В июне 1833 года командиром Кавалергардского полка был назначен известный генерал-майор Р.Е. Гринвальд. Сделано это было по особому желанию великого князя Михаила Павловича, который заботился об искоренении «вредного офицерского духа». Резкое усиление требований дисциплины не понравилась молодым офицерам, которые распустились при прежнем любимом командире графе Апраксине. Своеобразным ответом недовольной молодежи стал дерзкий костюмированный фарс в день рождения Гринвальда, который генерал праздновал на Каменном острове. Организовал «известную его императорскому величеству шалость» бывший юнкер полка, офицер гатчинских кирасир князь Александр Иванович Барятинский, впоследствии фельдмаршал и наместник Кавказа.
Близкий к Барятинскому литератор и мемуарист записал подробности на основании устного рассказа: «Часов в шесть или семь вечера, когда собралось все общество, приглашенное хозяином, и расположилось в саду, выходящем на Неву, вдали показалась большая лодка, на которой виднелись факела, факельщики в своих траурных костюмах, и слышалось погребальное пение. Лодка направлялась мимо дачи Гринвальда и, разумеется, самым неприятным образом привлекла внимание всех гостей его. Любопытство возбуждено было в высшей степени. Когда эта процессия поравнялась с дачею, с нее была послана маленькая лодка, чтоб узнать, что все это значит? Едва только сделан был этот вопрос, как весь хор, находившийся в лодке, громко провозгласил: „Погребаем Гринвальда“. Общее смятение, произведенное этим ответом в собрании гостей, было неописано. Все всполошились, суетились, не зная, что думать и что делать. Между тем заговорщики поворотили в боковой ручей или канаву, сбросили с себя погребальные костюмы, сели в приготовленные заблаговременно на этом месте экипажи и мгновенно приехали на дачу Гринвальда с другой стороны, при общей суматохе вовсе незамеченные. Вмешавшись в толпу гостей, они наивно разделяли их изумление и страшно порицали дерзкую проделку неизвестных шалунов, какою, по общему мнению, признана вся эта история».[182]
В 1835 году, 1 сентября, тем же Гринвальдом были арестованы участник «известной шалости» князь Трубецкой и его товарищи Жерве 2-й и князь Черкасский «впредь до приказания за то, что после вечерней зори, во втором часу, на улице в Новой Деревне производили разные игры не с должной тишиной». 27 октября все трое были переведены в разные полки. Сохранились подробности, записанные со слов Жерве: «Веселая компания молодежи то пробиралась в палисадник хорошенькой дачки, занимаемой одной известной тогда итальянской певицей, любовалась ночным туалетом красавицы, то устраивала засады в женских купальнях, то врывалась через окошко в спальню какой-нибудь молоденькой дамы и затем, учтиво извиняясь, объясняла свое появление ошибкой и предположением, что здесь живет их товарищ. Подобные шалости сходили в то время зачастую без особых последствий, но на этот раз кто-то довел их до сведения великого князя Михаила Павловича, тот доложил государю, и дело разыгралось совсем неожиданным образом. Однажды ночью их всех потребовали в Ордонансгауз, и когда они явились, комендант без объяснений посадил их на почтовые тележки вместе с фельдъегерями, и борзые тройки умчали их из Петербурга. Жерве рассказывал, что он не знал, куда его везут, потому что угрюмый фельдъегерь целые две недели молчал, как немой».[183]
Вид на Елагин остров. Акварель М.Н. Воробьева. 1829 г.
А.И. Барятинский. С портрета 1830-х гг.
Князь Сергей Васильевич Трубецкой, молодой красавец и беспечный повеса, был переведен в Орденский кирасирский полк, а через два года возвращен в гвардию, в Л.-гв. Кирасирский полк. В 1840 году переведен на Кавказ, прикомандирован к Гребенскому казачьему полку, участвовал в боях, вращался в одном кругу с Лермонтовым и Мартыновым, был свидетелем их ссоры и секундантом Мартынова на дуэли. В 1843 году князь вышел в отставку. В 1851 году 35-летний Трубецкой совершил отчаянный поступок, вышедший за рамки обычной гвардейской шалости. Влюбившись в Петербурге в замужнюю женщину, 18-летнюю красавицу Лавинию Жадимировскую, узнав о ее взаимности, он с помощью своего приятеля, отставного штабскапитана Федорова, похитил ее у ненавистного мужа. Из дома они выехали в городской карете, а на заставе пересели в заранее купленный Трубецким тарантас и через всю Россию, по подорожной Федорова, отправились на юг, в Тифлис, чтобы перебраться через границу. Беглецы были схвачены жандармами, и Трубецкой был посажен в Петропавловскую крепость, в одну из камер Алексеевского равелина. В 1852 году, лишенный чинов и дворянства, Трубецкой был отправлен на Кавказ рядовым. Ему удалось снова дослужиться до офицера, выйти в 1855 году отставку, а 1857 году ему были возвращены потомственное дворянство и княжеский титул. До своей кончины в 1859 году князь проживал в своем имении вместе с Жадимировской.
Елагин остров. 1820-е гг.
С.В. Трубецкой. С портрета 1840-х гг.
Столь жестокое наказание Трубецкой получил по воле императора Николая I, который помнил прежние поступки князя. Еще в 1835 году Трубецкой имел любовную связь с фрейлиной, дело дошло до беременности, и государь, узнав об этом, приказал их обвенчать.
В 1830-х годах бравый полковой адъютант Кавалергардского полка, ротмистр Александр Павлович Чоглоков, любвеобильный красавец, великолепный танцор и наездник, был также известен как остряк и шутник, готовый участвовать во всех проделках гвардейской молодежи. Несмотря на свою серьезную должность, он был участником и «похорон Гринвальда», и многих других шалостей. Во время пребывания полка в Старой Деревне он в полной форме, в каске и кирасе, с палашом залез на корову и проскакал на ней верхом по всей деревне. Корова от испуга пала, и Чоглоков успокоил ее хозяина щедрым вознаграждением.
В тридцатых-сороковых годах XIX века первое место среди шутников занимал офицер Л.-гв. Московского полка, которого все называли просто Костькой Булгаковым.
Константин Александрович Булгаков вырос в довольно богатой дворянской семье. Отец его был московским почт-директором и помещиком, мать — всеми уважаемой статс-дамой при дворе, сестры — фрейлинами. Сам Булгаков получил великолепное воспитание и образование, отличался большой добротой, которая сочеталась с необыкновенно веселым нравом.
