Олег Смирнов - Эшелон (Дилогия - 1)
На ужин была перловка, шрапнель, как называли ее в армии из-за специфических свойств (тут перловка уступала разве гороху). Старшина Колбаковский неизвестно с чего лично раскладывал кашу с кружочками колбасы; Нине наложил в отдельную миску, пацану - в отдельную: ему, как я заметил, больше колбаски, меньше шрапнели. Хлопчик рубанул вовсю, жмурился от удовольствия, облизывал ложку и пальцы. Мать внушала:
- Нельзя облизывать. Это некрасиво.
- Ничо, - сказал Кулагин. - По скусу пришлось, это заглавное.
К чаю Нине и пацану подложили сахару столько, что она растерялась: куда его? Я поморщился: забота, гостеприимство хороши в меру. Но Гоша начал хрумкать кусок за куском, и сахару поубавилось.
После ужина Гошу сморило, и Нина уложила его за плащпалаткой. Посидела с ним, затем вышла к столу. Потеснились, дали ей местечко. Молчали. В приоткрытую дверь всасывало вечернюю свежесть, запах хвои и влаги. В проеме мгновенно возникали и исчезали дорожные огни, и "летучая мышь" на стояке мгновенно то меркла, то разгоралась. У фонаря кружились бабочки, мошкара, изнемогая, падали на пол. По-собачьи повизгивала доска в обшивке вагона. Раньше этого звука не было. Или нэ примечал? Это деревянное повизгивание будит беспокойство, тоску и еще что-то.
На Нине была кремовая крепдешиновая блузка, которую буравили маленькие острые груди. Стараясь не смотреть на груди, я смотрел на них, на тоненькую, слабую шею с детской ложбинкой сзади, на худые нервные пальцы на безымянном был перстенек. А где обручальное кольцо? Хотя извиняюсь: у нас, помимо стариков, не принято носить обручальных колец, за границей носят: золотые, серебряные, оловянные - в зависимости от достатка. Под Рославлем, помню, захватили в плен обер-ефрейтора, у него в ранце был узелок с золотыми кольцами, штук десять, - снимал с убитых товарищей. Когда из ранца выуживали этот узелок, немец чуть не упал в обморок. Ну, это я так, к слову.
Хочу отвлечься от Нины и от того, что нужно разговаривать.
Она была смущена, стремясь не показать этого. Смесь независимости, непринужденности с робостью, со скованностью. То постучит ноготками по столу и усмехнется, то отодвинется от сидящего рядом, подогнет ноги. То просветлеет, то нахмурится.
То раскроет рот, чтобы произнести фразу, то сомкнет, не произнеся и словечка.
Ефрейтор Свиридов закурил, но Логачеев прикрикнул на него;
- Задымил, паровоз! Мальчишку задушишь. Валяй дымить к дверям.
- Пардон, - сказал Свиридов и беспрекословно направился к двери.
- Да что вы, не беспокойтесь, ничего с ним не случится, - сказала Нина, покраснев.
- Как ничего? - веско проговорил старшина. - У мальчонки легкие не привыкшие к вашему зелью. Слушать всем: курить либо выходи на остановке, либо у дверей! Правильно, товарищ лейтенант?
- Вдвойне правильно, - сказал я. - Ибо и наша дама, по моим наблюдениям, не курит. Да, Ниночка?
- Упаси боже! - Она всплеснула оголенными по плечи руками, а у меня засвербпло - курнуть. Встал, пошел к двери.
Выпуская дымок, затягиваясь, спиной осязал взгляд Нины.
Захотелось внезапно повернуться и поймать его. И я внезапно обернулся. Нина глядела на Колбаковского, который ей что-то говорил. Черт! Несерьезная, мальчишечья досада заставила меня повременить с возвращением к столу. Я выдымил вторую папиросу и лишь после этого сел за стол. Там уже вязался неторопкий, вялый разговор.
- Значится, папашу схоронила? - говорил Логачеев. - С чего JK8 ЭТО ОН?
- Умер от ран. Почитай, всю войну прошел, - отвечала Нана, - А что ж так? - спросил Логачеев. - Ты в Чите, он в Новосибирске?
- Мама у меня умерла в сороковом году, - сказала Нина, - Отец женился вторично и уехал в Новосибирск. А я осталась у тетки, - История, - сказал Кулагин, отворачиваясь от насупившейся, поугрюмевшей Нины.
Снова молчали, и снова вязался неторопливый разговор.
- Ты вот скажи мне, дочка, - говорил старшина Колбаковскяй, - как Чита поживает?
- Да как всегда, - отвечала Нина.
- А большой город? - спросил Симоненко.
- Не очень, тысяч сто населения.
- А вот ты скажи, дочка, - чувствуется, что Колбаковскому приятно так называть Нину (хотя какая она ему дочка: ей двадцать три, ему лет тридцать пять), - скажи, дочка: как в Чите, ежели идут сильные дожди. Большой остров заливает?
Нина оживилась, с удивлением спросила:
- Вы бывали в Чите?
- Доводилось. - Колбаковский доволен, что растормошил ее, подмигивает безадресно, разъясняет всем сразу: - В Чите нету стоков для дождевой воды, она прет с сопок по улицам, а Большой остров в низинке, вот его и затопляет.
Похоже, Колбаковский рад, что может сообщить об отсутствии стоков, а Нина огорчена, что эти сведения не в пользу ее города, А Колбаковский подзуживал:
- Чита! Чп та, чи не та. Есть Чикаго, а есть Читаго. Чита город областной, для народа он пужпой... Как не надсмехаются над ней, бедняжкой!
Нина на подзуживание не поддалась. Спокойно, как бы растолковывая непонятливому собеседнику, она сказала старшине:
- Некоторые военные не жалуют Читу и вообще Забайкалье.
Из тех, которые там служат. Наверное, жалеют, что не стоят в России или где-нибудь в благословенных краях - Грузии, Молдавии, Украине. Там-то и климат поласковей, и с продуктами посытней. Рвутся туда душой. Поэтому Чита для них - пыльная, серая, забытая богом, они называют ее всесоюзной гауптвахтой.
Остроумно? Я не нахожу.
- Строгая ты, дочка, - сказал Колбаковскпн. - А как там поживает маньчжурская ветка?
- Как всегда.
Кулагин спросил:
- Что это - маньчжурская ветка?
- Это ответвление от железной дороги в сторону города Маньчжурия.
- Китайский город, - уточнил Колбаковский.
- Да, китайский. От него начинается КВЖД.
- А это с чем едят? - спросил Логачеев.
- КВЖД - Китайско-Восточная железная дорога.
- Мерси за справки, - сказал Свиридов, хотя вопросы задавал не он.
- Не стоит благодарности. А вам, старшина, скажу откровенно: человек я не пришлый, коренной, поэтому люблю Забайкалье и Читу.
- Да я что? Я так, - с улыбкой сказал Колбаковский. - Читинский патриотизм нам знаком. Значит, ты чалдопка?
- Конечно.
- Чалдонами да гуранами кличут местных жителей, коренных забайкальцев, - не без важности пояснил Колбаковский высокому собранию. - А вообще-то гуран - это дикий козел. Между прочим, в Забайкалье живут русские, буряты, эвенки, якуты, много смешанных браков.
- И я от смешанного, - сказала Нина. - Отец русский, мать бурятка.
- Надо же! - удивился Симоненко. - Потому и смахиваешь на китайку. А в паспорте как пишешься?
- Русская, - сказала Нина.
- Законно, - сказал Свиридов. - А Чита лучше Иркутска?
- Ну, это извечный спор! Кому Иркутск больше нравится, а мне - Чита. Иркутск чем берет? Ангарой. А так - старинный купеческий город с переулками да закоулками. А Чита спланирована вроде Ленинграда - улицы прямые, как стрелы. Вокруг нашего города сопки в багульнике, в лиственнице, сосне, березе, недалеко озеро Кенон, чудесный уголок, проезжать будем. Знаете, как весной красиво: зацветает багульник - и сопки заливает лиловым цветом. А осенью сопки в золоте: березы и лиственницы желтые, а тут еще солнце подсвечивает, знаете, как красиво!
